МАГИЧЕСКИЕ ЖИВОТНЫЕ

   "Культ животных распадается на два в некоторых отношениях противоположных типа, - писал английский исследователь религии Джеймс Джорж Фрэзер. - Во-первых, животным поклоняются, и поэтому их нельзя убивать и употреблять в пищу. Во-вторых, животные служат предметами культа как раз потому, что их умерщвление и употребление в пищу является обычным делом. В обоих вариантах культу животного поклоняются из-за некой выгоды (положительного и отрицательного свойства), которую из него рассчитывают извлечь. В первом случае выгода выступает в позитивной форме, в форме защиты, совета и помощи со стороны животного, или в негативной форме, то есть в форме воздержания от причинения ущерба. Во втором случае выгода материализуется в виде мяса и шкуры животного. В какой-то мере оба эти вида культа диаметрально противоположны друг другу: в первом случае мясо животного не употребляют в пищу, потому что ему поклоняются, а во втором случае ему, как раз поклоняются в силу того, что его мясо употребляют в пищу. Впрочем, одно и то же племя может иметь оба вида культа, что доказывает пример североамериканских индейцев, которые поклоняются тотемным животным и не трогают их и, вместе с тем, питаются другими видами животных, также являющихся объектами культа.

   Проиллюстрируем на конкретных примерах распространенную веру в то, что различные добродетели и пороки можно приобрести посредством употребления мясной пищи, даже в тех случаях, когда речь идет о пище божественного происхождения. Эта вера является частью разветвленной системы симпатической или гомеопатической магии.

   Крики, чироки и родственные им племена индейцев Северной Америки, к примеру, "верят, что природа обладает способностью передавать людям и животным свойства пищи, которую они едят, а также свойства чувственно воспринимаемых предметов вообще. Согласно их воззрениям на природу, человек, который питается олениной, отличается большей быстротой и смекалкой, чем человек, питающийся мясом неуклюжего медведя, беспомощных домашних кур, лениво передвигающегося скота или грузно переваливающейся свиньи. Некоторые старики ссылаются на опыт величайших вождей прошлого, которые, за редким исключением, отличались завидным постоянством в выборе своего меню: они редко ели мясо тупых и неповоротливых животных, опасаясь, как бы их тупость и вялость не перешли в их тело и не лишили их возможности относиться к своим военным, гражданским и религиозным обязанностям с должным рвением". Индейцы племени сапаро из Эквадора "без особой необходимости, как правило, не употребляют в пищу жирное мясо тапира и дикой свиньи, а питаются мясом птиц, обезьян, олениной, рыбой и т.д., потому что им кажется, что жирное мясо делает их такими же тяжеловесными, медлительными и непригодными для охоты, как съедаемые животные". Некоторые племена индейцев Бразилии также не употребляют в пищу те виды животных, птиц и рыб, которые медленно бегают, летают и плавают, чтобы не стать неповоротливыми, неспособными скрыться от врагов. Карибы воздерживались от употребления в пищу свинины, чтобы у них не было маленьких свинячьих глазок, а мясо черепах они отказывались есть, чтобы не заразиться от этого животного медлительностью и глупостью. Из тех же соображений в племени фанта (Западная Африка) мужчины в рассвете сил не едят мясо черепах; им кажется, что это лишило бы их силы и быстроты в ногах. Зато старикам есть мясо черепах не возбраняется: ведь они и так уже утратили способность быстро бегать, и мясо этих медлительных созданий не может поэтому причинить им никакого вреда.

   Многие первобытные народы не употребляют в пищу мясо медленно передвигающихся животных, чтобы не заразиться от них этой слабостью. Что же касается южноафриканских бушменов, то они, напротив, намеренно едят мясо таких животных. Причина, которую бушмены приводят в объяснение своего поведения, отражает необычную утонченность первобытной философии. Бушмены воображали, что пища, находящаяся в теле охотника, окажет на преследуемую дичь симпатическое воздействие, так что стоит ему поесть мяса быстроногих животных, как дичь также станет быстроногой и убежит от него. Зато если охотник съел мясо медлительного животного, это качество передастся дичи, что даст человеку возможность настичь и убить ее. По этой причине охотники на горную антилопу строго воздерживались от употребления в пищу мяса проворной и быстроногой газели-антидорки; они не решались даже прикасаться к нему руками. Дело в том, что газель считалась у бушменов весьма быстрым и чутким животным, не смыкающим глаз даже ночью.

   "Стоит нам съесть ее мясо, - рассуждали они, - как и антилопа не захочет спать по ночам. Как же тогда мы сможем ее настичь?"

   Нама воздерживаются от употребления в пищу заячьего мяса, потому что опасаются заразиться от этого животного трусостью. Зато они охотно употребляют в пищу мясо льва и пьют кровь льва и леопарда, чтобы обрести мощь и неустрашимость этих зверей. Бушмен ни за что не даст своему ребенку съесть сердце шакала из опасения, как бы он не стал столь же трусливым, но даст ему съесть сердце леопарда, чтобы ребенок вырос таким же храбрым. Когда туземец племени вагого убивает льва, он съедает его сердце, чтобы стать храбрым, как лев, но употребление в пищу сердца курицы, по его мнению, сделает его робким. Когда в зулусском краале начинается эпидемия какой-нибудь страшной болезни, местный знахарь берет кость очень старой собаки, коровы, быка или другого очень старого животного и прикладывает ее как к здоровым, так и к больным людям, чтобы они прожили такую же долгую жизнь, как животное, чью кости к ним положили. Точно также, чтобы возвратить молодость старому Ясону, колдунья Медея влила ему в жилы настой из печени старого оленя и головы ворона, пережившего девять поколений людей.

   У даяков северо-западной части Борнео юношам и воинам не разрешается употреблять в пищу оленину, чтобы они не стали робкими, как олени, хотя женщинам и старикам есть эту пищу не возбраняется. Впрочем, у каянов, живущих в том же районе и разделяющих представление даяков о вредном воздействии оленины, мужчинам это опасное блюдо все-таки можно попробовать при условии, что оно приготовлено на воздухе: считается, что в таком случае пугливый дух оленя мигом скроется в джунглях и не войдет в тело съевшего его человека. Айны верят, что черный дрозд несет в своем сердце величайшую мудрость да к тому же отличается примерным красноречием. Поэтому, убив дрозда, они вырывают сердце из его груди и поспешно проглатывают его, пока оно еще не остыло. Человек, проглотивший сердце только что убитого дрозда, станет необычайно мудрым и красноречивым, так что сможет переспорить всех своих противников. Жители Северной Индии придерживаются мнения, что стоит человеку съесть глаза совы, как у него появится способность видеть по ночам.

   Индейцы-канза, отправляясь на войну, устраивали в хижине вождя пир, на котором главным блюдом была собачатина. Считалось, что столь самоотверженное животное, как собака, - животное, которое дает разорвать себя на куски, защищая хозяина, - не может не сделать доблестными людей, отведавших его мясо. Жители островов Буру и Ару в Ост-Индии также едят собачатину, чтобы стать храбрыми и проворными на войне. Молодые папуасы, живущие в Новой Гвинее и округах Морсби и Моту-Моту, едят мясо свиньи, кенгуру-валлаби, а также крупную рыбу, чтобы обрести силу этих животных и рыб. Некоторые аборигены Северной Австралии воображают, что, отведав мяса кенгуру и эму, они научатся быстрее бегать и прыгать. Народность мири, живущая в Ассаме, превозносит мясо тигра как пищу, придающую мужчинам силу и мужество. Но "оно не годится для женщин; отведав его, они стали бы слишком решительными". В Корее кости тигров, как средство внушить доблесть, ценятся выше костей леопарда. Чтобы набраться храбрости и свирепости, некий китаец, живущий в Сеуле, купил и съел целого тигра. Герой скандинавского предания Ингиальд, сын короля Аунунда, в юности отличался робостью, но, съев волчье сердце, стал отменным храбрецом. А герой Хиальто приобрел силу и мужество, съев сердце медведя и напившись его крови.

   Людям, страдающим апатией, жители Марокко дают проглотить муравьев. Марокканцы, кроме того, считают, что, попробовав львиного мяса, трус станет смельчаком. Но они воздерживаются от употребления в пищу сердца домашней птицы, чтобы не заразиться от нее робостью. Турки Центральной Азии кормят ребенка, который долго не начинает говорить, языками различных птиц. Один североамериканский индеец счел водку настоем сердец и языков на том основании, что, как он выразился, "выпив ее, я ничего не боюсь и прекрасно говорю". На острове Ява обитает разновидность крошечных земляных червей, которые время от времени издают звук, похожий на бой небольших часов. Поэтому когда во время представления местной актерской труппы кому-нибудь из артистов случается охрипнуть, руководитель труппы заставляет его есть этих червей в надежде, что это поможет восстановить голос и кричать не менее пронзительно, чем прежде. Народность фуров в Центральной Африке полагает, что местопребыванием души является печень и что, следовательно, съев печень животного, человек может расширить свою душу. "Печень убитого животного вынимают и съедают, но принимают величайшие предосторожности, чтобы не дотронуться до нее руками, так как она считается священной. Печень разрезают на мелкие кусочки и съедают в сыром виде, поднося куски ко рту на острие ножа или на остром конце палки. Тому, кто нечаянно прикоснулся к печени, строго-настрого запрещается ее есть, что считается для него великим несчастьем". Женщинам есть печень не разрешается на том основании, что у них нет души.

   Еще один пример ежегодного умерщвления священного животного с сохранением его шкуры можно почерпнуть у жителей Западной Африки. Негры иссапу, обитатели острова Фернандо-По, считают очковую змею своим богом-хранителем и приписывают ей способность приносить им пользу и причинять вред, посылать изобилие и голод, насылать смерть и т.д. Кожа одного из этих пресмыкающихся хвостом вниз свешивается с ветвей самого высокого дерева на общественной площади. Каждый год иссапу в день вывешивания змеиной кожи справляют особый обряд. По окончании обряда из домов выносят младенцев, родившихся в истекшем году, и прикладывают их ручонки к змеиному хвосту. Делается это явно с целью отдать детей под покровительство племенного божка. Жители Сенегамбии полагают, что в течение восьми дней после появления на свет ребенка из клана питона это пресмыкающееся приходит на него полюбоваться. А члены клана змеи в древней Африке, псиллы, не препятствовали общению своих детей со змеями будучи убеждены, что настоящим псиллам змеи не могут причинить вреда.

   Предание смерти священных черепах. Итак, у калифорнийских индейцев, египтян и жителей острова Фернандо-По культ животных не имеет, по всей видимости, никакого отношения к земледелию, из чего явствует, что он уходит своими корнями в общества охотников и скотоводов. То же самое относится к приводимому ниже обычаю, хотя в настоящее время индейцы-зуньи из штата Нью-Мексика ведут в обнесенных стенами городках или селениях оседлый образ жизни, занимаясь земледелием, гончарным производством и ткачеством. Впрочем, обычаю зуньи присущи некоторые специфические черты. В силу этого его стоит привести в изложении очевидца и во всех деталях.

   "В середине лета стояла сильная жара. Брат мой (речь идет о приемном брате-индейце) и я целыми днями просиживали в прохладных подвальных помещениях нашего дома, и последний (то есть индеец) с помощью грубых орудий перековывал на самодельном горне мексиканские монеты и другие дикарские украшения. Хотя его орудия были крайне примитивны, благодаря своему упорству и мастерству, индеец выковывал замечательно красивые изделия. Однажды, когда я сидел, наблюдая за его работой, я увидел, что человек пятьдесят индейцев поспешно спускались с холма и двигались по равнине в западном направлении. Во главе процессии важно шествовал разрисованный с головы до ног жрец, украшенный раковинами, а за ним с факелом в руках следовал бог огня (Shn-luwit-si). Когда процессия скрылась из виду, я осведомился у своего брата, что все это означало.

   "Они направляются, - ответил он мне, - в наше общее жилище, город Ка-Ка".

   Четыре дня спустя, на закате солнца, индейцы строем поднимались по той же дороге в прекрасных одеждах и масках "доброго танца". В руках у каждого из них было по корзине, полной живых, копошащихся черепах, которых они несли прямо-таки с материнской нежностью. Часть несчастных пресмыкающихся была завернута в мягкие одеяла, из которых высовывались только их головы да передние лапы. Черепахи на спинах этих украшенных перьями паломников напоминали смешную - несмотря на всю торжественность происходящего - пародию на младенцев, которых несут на спинах матери. Вечером, когда я ужинал в верхних комнатах, в наш дом вошел шурин правителя. Вся семья приветствовала его как посланца с небес. В дрожащих пальцах он держал многострадальную непокорную черепаху. На его руках и голых ногах еще были видны остатки краски, из чего я заключил, что он был одним из участников священного посольства.

   "Так вы были в Ка-тлу-эл-лоне, не правда ли?".

   "Да, да", - ответил изможденный человек голосом, охрипшим от долгого пения. Он в полном изнеможении повалился на шкуры, которые ему подложили, и осторожно положил черепаху на пол.

   Как только животное оказалось на свободе, оно со всех ног пустилось наутек. Тут все члены семьи, как по команде, оставили тарелки, ложки и чашки и, набрав из священной чаши полные пригоршни муки, стали спешно преследовать черепаху по всей комнате: в темных углах, у кувшинов с водой, за кормушкой, на середине комнаты. При этом они молились и посыпали панцирь черепахи мукой. Наконец - удивительное дело! - она подошла к изможденному человеку, который внес ее в дом.

   "Ага? - прочувственно воскликнул тот. - Смотри, она снова идет ко мне. О, какие великие милости даровали мне в этот день прародители всего", - и, нежно поглаживая рукой ползущее животное, глубоко вздохнул запах своей ладони и обратился с молитвой к богам. Затем он оперся подбородком на руку и широко раскрытыми, задумчивыми глазами стал следить за тем, как его неуклюжая пленница, мигая засыпанными мукой глазами и вспоминая родную стихию, царапала гладкий пол и ползала туда-сюда. Тут я отважился спросить:

   "Почему вы не выпустите ее на свободу или не дадите ей напиться?"

   Шурин правителя медленно обратил на меня свой взор, в котором читалась странная смесь скорби, негодования и жалости, а благочестивое семейство посмотрело на меня со священным ужасом.

   "Несчастный младший брат, - вымолвил он наконец, - разве тебе неизвестно, какое это драгоценное существо? Чтобы оно умерло? Нет, оно не умрет, будь уверен, оно не может умереть".

   - Но если его не кормить и не поить, оно умрет".

   - "Повторяю, оно не умрет. Завтра оно всего лишь сменит жилище и возвратится домой к своим братьям. Ну, да откуда тебе все это знать?" - сказал он в задумчивости и, повернувшись к ослепленной черепахе, продолжил: "О, мой бедный, дорогой, утраченный ребенок или родитель, моя ушедшая сестра или брат! Кому ведомо, кто ты? Может быть, ты мой прадед или мать!" При этих словах он трогательнейшим образом расплакался и, дрожа от рыданий, которым вторили женщины и дети, закрыл лицо руками.

   Исполнившись сочувствия к его пусть ложно направленной скорби, я поднял черепаху с пола, поднес ее к губам, поцеловал ее холодный панцирь и, поставив обратно на пол, поспешно оставил пораженное горем семейство. На следующий день несчастную черепаху с молитвами, трогательными причитаниями и подношениями убили, а ее мясо и кости, отделив от панциря, погрузили в речку, чтобы "в темных водах озера мертвых они еще раз получили возможность приобщиться к вечной жизни среди своих товарищей". Панцирь этой черепахи тщательно обточили, высушили и сделали из него погремушку для танцев; прикрытая куском оленьей кожи, эта погремушка до сих пор свешивается с закопченных стропил в доме моего брата. Однажды некий наваха вздумал обменять ее на черпак, за что его с гневной отповедью выставили из дома. Если бы кто-нибудь отважился высказать предположение, что черепахи больше нет в живых, это вызвало бы потоки слез; ему в таком случае напомнили бы, что она может всего лишь "сменить жилище и перейти на вечное жительство в дом "всех ушедших от нас".

   В этом обычае вера в переселение душ людей в тела черепах, как видим, выразилась как нельзя более отчетливо. Той же веры придерживаются индейцы-маки, родственники зуньи. Маки подразделяются на тотемные кланы - медведи, олени, волки, зайцы и прочие животные действительно были предками соответствующих кланов и что сами они, в зависимости от клановой принадлежности, после смерти превратятся в медведей, оленей и т.д. Узуньи также имеется система кланов, тотемы которых очень похожи на тотемы маки. Одним из тотемов является черепаха. Возможно, что вера в переселение душ людей в черепах является одним из догматов этой разновидности тотемизма. Но какой же тогда смысл убивать черепаху - животное, в котором воплотился дух кого-нибудь из членов клана? Это делается, скорее всего, для поддержания связи с запредельным миром, в котором, якобы, собираются души умерших людей, принявших облик черепах.

   Согласно распространенному поверью, души умерших время от времени навещают свое прежнее жилище; живые радушно принимают их и, прежде чем отослать назад, устраивают в их честь пир.

   Участники обряда племени зуньи приносят покойников в виде черепах в селение, а умерщвление этих животных символизирует отправку душ обратно в страну духов.

   Итак, приведенное выше общее объяснение обычая убивать бога неприменимо к обряду зуньи, смысл которого до конца не ясен. Не проясняет его и позднейшее, более детальное описание этого обряда, имеющееся в нашем распоряжении. Из него мы узнаем, что этот обряд входит в состав сложного цикла обрядов, которые зуньи справляют во время летнего солнцестояния с целью обеспечить для своих посевов обильные осадки. В это время года зуньи направляют послов к озеру Котлувалава, куда, по поверью, отправляются души покойников, чтобы они принесли оттуда "наших двойников - черепах". После того, как черепах торжественно вносили в селение, их погружали в таз с водой, рядом с которым плясали мужчины и женщины в костюмах богов и богинь. "По окончании этого церемониала люди, поймавшие черепах, забирали их к себе домой и там до утра подвешивали их за шеи на стропила, после чего бросали черепах в горшки с кипящей водой. Черепашьи яйца считались у, зуньи изысканным лакомством. Мясо же этого животного употреблялось, главным образом, как лечебное средство при разного рода кожных заболеваниях. Часть мяса вместе с кохаква (белыми чешуйками панциря) и с бусинками из бирюзы опускали на дно реки в дар Совету богов". Как бы то ни было, это сообщение подтверждает истолкование черепах как воплощений покойников, так что зуньи зовут их своими "другими "я". Да и чем могут они быть, кроме как душами покойников, в обличье черепах, если обитают они в озере, посещаемом душами покойников? А так как молитвы и танцы во время этих летних обрядов направлены прежде всего на то, чтобы вызвать дождь для посевов, может статься, что черепах зуньи приносили - и танцевали перед ними - для того, чтобы умолить духов предков, воплотившихся в этих животных, употребить свою власть над небесной водой на благо своих живых потомков.

   "В Индии водится дикий осел ростом больше лошади, - писал Ктезиас, древнегреческий историк и лейб-медик гвардии персидского царя Артаксеркса II. - Тело у него белое, голова темно-красная, а глаза голубые. На лбу растет рог в полтора фута длиной. Порошок, соскобленный с того рога, применяют как лекарство против смертоносных ядов. Основание рога чисто белого цвета, острие его ярко-красное, а средняя часть черная".

   Ктезиас писал об Индии, которую никогда не видел. Кроме того, по отзывам римских историков, он был "плохим лингвистом, плохим натуралистом и хорошим лгуном". Наверное, поэтому его "однорогий осел" ни на что не похож. Однако, как ни фантастично описание Ктезиаса, оно основано все-таки на искаженном молвой образе действительного обитателя Индии. Это, конечно, носорог. Сходство его с "однорогим ослом" царского лейб-медика становится особенно ясным, когда Ктезиас рассказывает о чудодейственных свойствах его рога. Ведь с незапамятных времен рог носорога был на Востоке панацеей от многих бед.

   Древнекитайская медицина ценила его на вес золота. В античном Риме бокалы, сделанные из рога этого животного и окрашенные в три упомянутых Ктсзиасом цвета - белый, черный и красный, быстро и надежно нейтрализовали отравленные напитки: так верили те, кто из них пил. Богатые люди в Риме, которые, как повествуют историки, жили в постоянном ожидании подсыпанного в пищу яда, всюду носили с собой кубки из носороговых рогов.

   Эта странная, ни на чем не основанная вера в магические свойства рога и погубила носорогов. Когда-то их было очень много во всех странах Южной Азии, а теперь осталось лишь несколько сот голов.

   И, несмотря на их охрану, их продолжают уничтожать. Целые отряды хорошо снаряженных охотников прорываются через кордоны заповедников и убивают, убивают рогатых толстокожих, бьют, сколько могут.