Глава вторая

   Итак, шторм продолжается, шторм длится третьи сутки, мы несемся по волнам с угрожающей быстротой, да к тому же нас переваливает с борта на борт. Чувствуешь себя штопором, который ввинчивают и ввинчивают во что-то упругое, не имеющее начала и конца. Состояние не из приятных.

   Полнее всех, пожалуй, это ощущает Мадани.

   В день отплытия он был горд собой и счастлив, на голове его красовалась повязка с надписью "Ра-2", вышитой разноцветными нитками, - а теперь в его глазах растерянность, страдание, он удивленно взирает на нас, "старых морских волков": как мы отважились на такое, да еще во второй раз?!

   Бедный Мадани, он не знает, что и нас тоже преследуют подобные мысли.

   Когда видишь непрерывно движущийся калейдоскоп волн, когда испытываешь на себе их мощь, то кажется, что весь мир сейчас залит ими, пытается противиться им, но тщетно. Даже удивительно, насколь-ко могучи вода и ветер! Мягкую ткань паруса они превращают в стальную пружину, а бесхребетная веревка - только зазевайся! - бьет наотмашь, как шпицрутен.

   Океан пугает. Это верно. Но он дает и силу. Глядя на наших новичков, мы - ветераны - становимся дружнее и сплоченнее: ведь защитить их можем только мы.

   Давно ли мы познакомились, давно ли узнали друг друга? Шагнул к самолетному трапу загорелый человек со значком Кон-Тики, и у стапеля, возле пирамид, лихо затормозила машина с синими фарами, с ее подножки соскочил черноглазый гигант с ослепительной улыбкой - "Хэлло, я Жорж", - когда это было? Тринадцать месяцев назад? А кажется, прошли годы.

   Я должен представить своих товарищей, перечислить по порядку тех, чьи имена назывались мною уже не раз.

   Не ждите подробных характеристик, мне ведь предстоит возвращаться к этой теме снова и снова, все, что я пишу и еще напишу, - это фактически о них, и только о них, а пока лишь перечень, список.

   У каждого из нас в судовой роли свой номер. Он определит очередность перечисления.

Тур Хейердал (Норвегия)

   № 1. Тур Хейердал. Норвежец. 56 лет. Почетный член нескольких научных обществ, в том числе нашего Географического, член Норвежской, Американской, Мексиканской, Чилийской академий наук, герой "Кон-Тики", автор "Аку-Аку", капитан "Ра-1" и "Ра-2". Женат, пятеро детей - два сына, уже взрослых, и три дочери.

Карло Маури (Италия)

   № 2. Карло Маури. Тридцативосьмилетний итальянец, один из лучших на свете журналистов-фотографов и альпинистов, эта экспедиция - уже двадцать пятая в его жизни. Отец пятерых детей.

Сантьяго Хеновес (Мексика)

   № 4. Сантьяго Хеновес, 46 лет, по рождению испанец, эмигрировал из франкистской Испании. В юности - профессиональный футболист, учился в Кембридже, ныне - профессор Мексиканского университета, антрополог.

Юрий Сенкевич (СССР)

   № 5. Юрий Сенкевич, русский, 32 года, врач-физиолог, участник 12-й Советской антарктической экспедиции.

Жорж Сориал (АРЕ)

   № 6. Жорж Сориал. Египтянин, 29 лет, инженер-химик по образованию, феноменальный ныряльщик и аквалангист, чемпион Африки по дзюдо. Свободно говорит на шести языках.

Норман Бейкер (США)

   № 8. Норман Бейкер, 42 года, американец, в прошлом - летчик, затем - довольно долго - моряк, затем - владелец строительной конторы. Здесь, на "Pa", - штурман и радист. И - первый помощник Тура.

   Два номера я намеренно пропустил. Они принадлежат новичкам - японцу-кинооператору тридцатидевятилетнему Кею Охара (№ 3) и тридцатилетнему марокканцу Мадани Аит Охани (№ 7). Оба славные люди, и оба пока что существуют несколько на отшибе: это прискорбно, но естественно, должно пройти некоторое время, прежде чем сгладится разница между ними и нами.

   И наконец, есть человек, который не плывет на "Ра", но постоянно здесь присутствует - в наших воспоминаниях, разговорах и шутках - Абдулла Джибрин с озера Чад. Он участвовал в строительстве "Ра-1" и путешествовал на нем вместе с нами, был добросовестным матросом и хорошим товарищем, но личные его обстоятельства сложились так, что во второй свой поход мы ушли без него. Однако, повторяю, это ровно ничего не значит, он по-прежнему с нами, и на страницах моего повествования вы еще не однажды встретитесь с ним. А сейчас я вынужден отвлечься, ибо Норман взывает: "Аврал!"

Абдулла Джибрин (Чад). Он не смог пойти с нами во второе плавание, но мы постоянно помнили о нём.

Новый участник: Кей Охара (Япония)

Ещё один нвичок - Мадани Айт Охани (Марокко), он в центре

   Брас не выдержал, лопнул, как струнка

   Теперь в любую секунду жди, что полетит и второй, и тогда неминуемо сломается рей. Быстро-быстро! Мне приказано сменить Нормана у кормила, остальные потеют и кряхтят, и вот парус пополз вниз и улегся на носу.

   Лодка не легла в дрейф: парусила хижина и прочие надстройки, и мы продолжали бежать по ветру, то есть "Ра" шел, как говорят моряки, под одним такелажем. Любопытно, что за несколько мгновений до происшествия мы с Карло разговаривали:

   - Хороший ход!

   - Хороший, да не слишком ли?

   И вот теперь, как по заказу, мы пошли медленнее, и управлять кораблем стало гораздо легче.

   Остаток дня не принес событий, кроме холода и качки, нас больше ничто не беспокоило. Ночью, на вахте, трясясь от стужи, я думал о счастливой случайности - не вмешайся судьба, не лопни брас, неизвестно, чем бы завершился наш безумный бег по волнам: слишком уж велика была нагрузка, которую испытывал корабль.

   Еще я думал о том, как это важно - быть удачливым. Тур, например, отчаянно удачлив, ему фантастически везет, но это, наверное, потому, что к любому своему предприятию он тщательно готовится. Он хозяин своего везения, а значит, и нашего тоже, раз мы плывем с ним вместе, и это несколько успокаивает.

   Утро пришло тихое-тихое, солнечное-солнечное.

   Океан почти не волновался, берега исчезли, настал миг перевести дух и оглядеться, и вновь нас посетило пленительное чувство: что было, то минуло, а путешествие теперь только и начинается.

   Мы умылись, хорошенько, впервые за три дня; неспешно позавтракали; лениво и без особого труда привели в порядок и вернули на место парус...

   Это блаженное, замедленное, как в трюковом кино, существование не будет длиться вечно, оно шатко, как палуба под ногами, в каждую следующую минуту может вернуться штормовой сумасшедший ритм, и я хочу воспользоваться передышкой, чтобы помочь вам представить, что же все-таки такое наш корабль.

   Встанем на носу "Ра", на самом носу, лицом к корме - то есть не встанем, а сядем, - стоять не позволит толстенный канат, он привязан одним концом к лебедино изогнутому форштевню, а другим - поднимите голову - к топу мачты, она прямо перед нами, десятиметровая, двуногая, похожая на заглавную букву А, но со многими перекладинами.

   Такие мачты ставились на ладьях фараонов, об этом свидетельствуют фрески и рельефы на стенах древних гробниц и модели, из тех же гробниц извлеченные. Строя судно, Хейердал стремился к возможно большей точности реконструкции.

   Мачту полузакрывает парус, он тугой, чуть лиловый, из ткани, выделанной по древнему способу, и эмблема на нем тоже древняя, оранжевый диск, олицетворение Ра - божества Солнца.

   Под нижней шкоториной паруса, в полутора метрах от нас, поперек дощатого настила, почти от борта до борта, - ящик-клетка, в которой кудахчут куры, наш живой провиант, - весьма вероятно, что и на древних судах стояли такие ящики.

   А вон того ящика, поменьше, там наверняка не имелось. В нем - бензиновый моторчик для генератора рации.

Так выглядит носовая часть лодки

А так - кормовая

   Рация и "Pa" - совместимо ли?!

   Да, мы не во всем последовательны. Мы храним воду в допотопных амфорах, но и в канистрах тоже, мы плывем на папирусе, но у нас есть радиостанция, кинокамеры и антибиотики.

   Тур знал, чем рискует, нарушая требование абсолютной чистоты эксперимента, он предвидел наскоки тех, для кого наш поход - нечто вроде костюмированного действа, и неоднократно говаривал полушутя-полугрустно:

   - Погодите, нам еще скажут, как говорили после "Кон-Тики": "Ваше плавание удалось потому, что на борту был примус!"

   И все-таки он взял примус, как и многое другое, не существовавшее в эпоху фараонов, взял, игнорируя снобов и злопыхателей, - не до декораций нам, ни к чему, идя через океан на папирусной лодке, еще и тренироваться в добыче огня трением.

   Вообще "реконструировать исчезнувшую цивилизацию" - дело тонкое, противоречивое, тут есть неожиданные оттенки. Например, те же канистры - с одной стороны, взяв их, мы допускаем явный "модернизм", а с другой - они точно так же естественны для нас, как для древних - бурдюки. Нас раздражает привкус воды из бурдюка, но нашего древнего предшественника не меньше раздражал бы запах полихлорвинила; всякой эпохе - свое, и если мы хотим воссоздать психологический статус древних мореплавателей, мы как раз не должны избегать пользования предметами, для нас обычными. Разумеется, в должных пределах, не ставя себя в заведомо выгодное положение, - вот тогда опыт потерял бы смысл.

   Кое-какую дань декорациям мы все же отдали. Помнится, когда еще тот, первый "Ра" был готов. Тур устроил "фараоново действо". В лощину за пирамидами, к стапелю, приехали пятьсот студентов-спортсменов. Студенты впряглись в канаты, и после многочисленных переговоров, споров и перестроений ударил барабан, в такт его громовым ударам канаты натянулись - и "Ра" пополз по каткам, подложенным под платформу, а катки двигались по рельсам из деревянных балок; так передвигали тяжести при Хеопсе.

   Надо сказать, что все это происходило не столь стройно и гладко, как изображено на фараонских рельефах. Неразбериха была жуткая, и я тогда впервые увидел Тура злым. Организовать спортсменов оказалось чрезвычайно сложно, каждый тянул в свою сторону - словно ожила крыловская басня о лебеде, раке и щуке. За три-четыре часа лодка сдвинулась метров на пять; съемочные камеры упоенно жужжали, именитые гости под тентом аплодировали. Потом студентов распрягли, посадили в автобусы и отправили с благодарностью обратно в Каир, а к лодке подошли два тягача, до того скромно дремавшие в сторонке. Тягачи без шума, моментально вытащили "Ра" на шоссе и втянули на площадку автоприцепа.

   Нет, мы не перевоплощаемся в древних, мы испытываем мореходность и живучесть их судов - и только, и когда Карло, готовясь к киносъемкам, раскладывает нам на тарелки зелень и фрукты, мы понимающе хмыкаем: "Экзотический кадр!" - и знаем, что минутой позже, отложив аппарат, тот же Карло досыта накормит нас вполне современными фабричными макаронами.

   Кстати, примусы, которыми недруги попрекали Тура, не выдерживают критики, они маломощны, непрочны, ручки регулировки пламени уже отвалились, горелок крайне мало, - чтобы вскипятить воду для супа, нужен час, вряд ли и древним приходилось ждать дольше.

   Но продолжим экскурсию. Итак, мы сидим на самом носу, над нами - канат, идущий к мачте, и - чуть дальше - громада паруса, а под ним, перегораживая палубу, - ящики с курами и бензомотором.

   Еще дальше, ближе к мачте, - опять ящик, длинный, как лавка, в нем хранится расходная провизия на ближайшие дни. И снова ларь, повыше, оцинкованный внутри, с кухонной утварью и с пресловутыми примусами. Здесь удобно писать дневник, эти строки именно здесь и пишутся.

Наше жилище - бамбуковая хижиа

   Такова схема носовой части "Ра". Вылезайте из-под каната, идем к корме. К ней можно идти двумя путями, и оба - обходные, потому что прямо перед нами возвышается каюта. Или хижина - мы ее называем и так и этак.

   Она сделана из бамбука и похожа на плетеную корзину, опрокинутую вверх дном. Высота ее - два с лишним метра, длина - четыре, ширина - три. Таким образом, с обеих ее сторон остается по метру до борта - хотя нет, побольше, если учесть дополнительные бамбуковые же платформочки, они, как крылышки, нависают над водой, по ним, собственно, мы и ходим, ибо к стенкам хижины много чего пристроено, привязано, положено и прислонено.

   Как мы обойдем хижину - слева или справа, по правому борту (учтите, мы стоим лицом к корме!) или по левому?

   Предлагаю - по левому (который сейчас от нас справа). Иначе мы ничего, кроме шеренги амфор с пресной водой, укрепленных вдоль стены, не увидим, тут - амфоры, там - край настила и океан, и все, а здесь можно будет по дороге заглянуть внутрь хижины, в оранжевый ее полумрак.

   Вдоль плетеной стены тянется завалинка, скамейка-рундук. В прошлом году, на "Ра-1", она возникла стихийно; складывали к стенке разные деревяшки, обломки весел, запасные канаты - и вдруг обнаружили, что на всем этом весьма удобно, приятно и уютно сидеть. Поскольку, оборудуя новый корабль, мы предполагали, что на нем весла будут ломаться значительно реже и обломков может на завалинку не хватить, решено было соорудить ее заранее, на манер нижней полки в вагоне, с ящиками под сиденьем. Там хранятся еда и питье.

   А хлеб мы держим в особом месте, очень подходящем и укромном. Над крышей хижины сделана деревянная площадка, на ней мы загораем, бывает, что и спим, на ней же сложены кое-какие вещи, надувная лодка например, - так вот, между площадкой и крышей есть пространство, широкая щель, там всегда тень и сухо, туда и положен хлеб в мешках из грубой серой ткани.

   Вот, пожалуйста, - парадный вход в наш дом.

Так мы спим

   Входя, слегка пригнитесь: от пола до потолка чуть больше полутора метров. Однако на самом деле пол гораздо ниже, просто его не видно, он скрыт ящиками, придвинутыми тесно один к другому.

   Окон нет, но не так уж темно, бамбуковые стенки просвечивают, и брезент, даже двойной - им укрыта хижина сверху, сзади и с левого борта, - тоже пропускает свет солнца, и в мягкой цветной полутьме легко различить прежде всего восемь наших постелей, четыре и четыре, валетом, ногами к центру, изголовьями к носу и корме.

   Вон мое место, в правом переднем углу; остальные места распределены так: головой по ходу, справа налево - Жорж, Мадани, Норман; ногами по ходу, тоже справа налево-Сантьяго, Кей, Карло и Тур.

   На стенках развешаны плетенки, сумки, мешки, фотоаппараты, все это раскачивается на деревянных крючках. Специально для меня приспособлен плетеный ларец с медикаментами. И еще висит в хижине один ящик, это, собственно, не ящик, а домик. Ибо нас в экипаже не восемь, а девять, с нами плывет еще один, обойденный пока что моим вниманием ветеран.

   Обезьянку Сафи подарили нам в прошлом году, перед отплытием; ее имя должно было напоминать о гавани, из которой нам предстояло выйти в путь. Сафи, озорное и предприимчивое существо, проделала с нами весь маршрут, мы с ней крепко подружились и, когда затевалось новое плавание, решили, что стоит возобновить контракт и с ней. Среди наших загорелых лиц не раз мелькнет на этих страницах и ее забавная мордочка.

   Да, хижина... В первых записях моего прошлогоднего дневника есть такие строки: