Из летописи первого путешествия

   Такой увидели лодку с борта яхты "Шенандоа"

   Скоро так же уйдет и "Каламар", но сейчас мы предпочитали не думать об этом. Двое суток - это же вечность, еще все впереди. Спущен на воду "Зодиак", поставлен мотор, и Тур отправился на "Каламар" с официальным визитом, а заодно и для хозяйственных заготовок. Вскоре Жорж принялся сновать на "Зодиаке", как челнок, доставляя на "Ра" овощи и фрукты. Воду мы все-таки решили не брать.

   Зато Жорж привез изрядную груду мороженого, и оно исчезло мгновенно.

   Кей вежливо склонился ко мне:

   - Юрий, прошу прощения, на корме справа совсем развалился брезент.

   Я взглянул на него удивленно: какой еще брезент? В эти минуты совсем забылось, что поход "Ра-2" продолжается и океану нет дела до наших свиданий. А брезентовую стенку действительно надо менять, теперь же, не откладывая. Только где взять материал для заплаты? Придется "раздеть" хижину, обкорнать ее покрытие - другого выхода нет.

   Уселись с Норманом на корме и принялись вшивать в отрезанный кусок брезента веревку, для прочности. Портняжничали долго, закончили, можно устанавливать. Но деловитый обычно Норман медлил:

   - Подождем, выкурим по сигарете.

   - Да уж сделаем, потом покурим!

   Он признался, что ждет инструкций от Тура: не знает, будут ли с "Каламара" снимать на пленку нашу работу, велись об этом разговоры, но конкретной команды нет, а Тур задерживается.

   В очередной раз подшвартовался "Зодиак", но Тур опять не приехал, что-то он в гостях засиделся. Норман нервничал. Однако в руках Жоржа оказалось миниатюрное радиоустройство, вроде игрушечного телефона, беспроводного, - "воки-токи". "Воки-токи", примитивная рация, действовала неважно, несмотря на очень близкое расстояние; все же удалось расслышать Тура, он разрешил ставить брезент, не дожидаясь съемок, к моему и Норманову удовольствию.

   Съемки состоялись позднее, после ленча. Карло, Тур и Норман пилили ахтерштевень, делая его столь же коротким и безобразным, как и нос. Отпиленные пучки папируса перетаскивали на крышу хижины и расстилали, как стелют сено для просушки, чтобы потом уложить их на корме. В занятии этом не было ничего внепланового, но сегодня, в окружении зрителей, под журчание кинокамер, наш будничный труд выглядел немного театрально, и "Ра" казался чуть-чуть декорацией, а океан - гигантским рир-экраном.

   Подумалось: вот и последние съемки. А давно ли были первые, не вчера ли? Обед с вином, финиками и арбузом; Карло достал камеру, протер ее; Тур, увидев приготовления, сказал: "Минуту!" - и сменил свою металлическую ложку на сувенирную, русскую, деревянную... Не вчера ли начиналось путешествие на "Ра"?..

   Вечность обернулась мгновением. "Каламар" выполнил программу, погудел и исчез, мачты скрылись за горизонтом, и на воде не осталось следов.

   Спасибо ему, но очень он нас растревожил.

   Поужинали и уселись на камбузе посудачить, заговорили о любви, о супружестве и т. п., - разгорячились, заспорили. Потом принялись обсуждать возможные варианты приближающегося финиша. Будет ли это Барбадос, либо Тринидад, или берега Венесуэлы?

   Тут явился Жорж (он не ужинал с нами, так как устал после двухдневной работы перевозчиком и сразу после ухода "Каламара" завалился спать). Жорж был всклокочен и зол. Он не дослушал монолога Сантьяго и вмешался:

   - Все эти разговоры о Венесуэле - бред. Мы должны идти на Барбадос, и остановимся на этом. Если будем пытаться достичь большего, то потеряем, что имеем!

   В его речи была определенная логика. Но выражения! Но тон! Какой бес в Жоржа вселился?

   Нам всем одинаково достается, все устали, парус обнаглел, брезентовые стенки требуют ежедневного ремонта, вахта двойная, стоим парами по три часа, не имеем выходных - в этих условиях надо особенно друг друга беречь.

   Помню, в прошлом году закуролесила обезьяна, стала огрызаться, покусала Нормана. Мы долго гадали, что ей нужно, и додумались: смастерили бамбуковую площадку с навесом, домик и подарили его Сафи - она сразу притихла. Немножко одиночества и уюта - вот в чем она нуждалась. Но для себя мы ведь не можем здесь понастроить одноместных кают!

   Первое, что я заметил на следующее утро, была снесенная напрочь брезентовая стенка справа на корме. Я позвал Карло, он посмотрел, покачал головой и сказал, что сомневается, можно ли ее восстановить. За последние дни корма здорово осела, и волны хлещут через борт двумя водопадами. Какой брезент выдержит?

   Карло посоветовал: лучше будет, если снимем остатки стенки и окружим ими мостик. Отступим, так сказать, за внутренний пояс баррикад, отдав врагу предмостные укрепления.

   Так и поступили.

   Волны налетают, швыряют из стороны в сторону, вокруг дьявольский водоворот. Привычная работка: на ощупь находишь веревку, наугад просовываешь под нее другую, ищешь дырку в брезенте, в горле першит, голова болит, ушибленные места ноют. Вначале волны меня еще щадили, а потом пришла одна - хорошо, что я был привязан, - приподняла, повернула и опустила поясницей на поперечину, да так, что я крякнул от боли и злости. Удар классический, такой долго не позабудешь.

   Затем меняли стенку на носу. Сняли старую, прохудившуюся, поставили свежий брезент, подаренный "Каламаром". Вернулись на корму - она продолжала оседать и крениться, уже мостик ощутимо наклонился вправо. И возник разговор о надувной лодке. Она подвешена к хижине, бездельничает, а из нее можно бы соорудить на корме стенку от волн.

   Все были согласны, однако Жорж категорически воспротивился. Он не приводил сколько-нибудь веских аргументов, разглагольствовал о том, что лодку нельзя помещать на корму, что до финиша всего несколько дней, что кораблю ничего не грозит. Он был упрям, как носорог, наговорил кучу резкостей, и никто не мог взять в толк, в чем дело, почему он заупрямился.

   Все же абсолютным большинством голосов, семью против одного, постановили "Зодиак" использовать. Норман провел обмеры и заготовил такелаж. Жорж, видя, что плетью обуха не перешибешь, сдался, смягчился и отправился крепить веревки.

   Он болтался за кормой, как поплавок на леске. И тут волна бросила его прямо на острую грань лопасти весла. Он вовремя успел подставить руку, и удар пришелся по ней. Стальной браслет "Ролекса" лопнул - часы скользнули на дно. Хорошо хоть, кости оказались целы, и я ограничился наложением жесткой повязки и анальгином. А Жорж громогласно тужил о "Ролексе" - еще бы, это был специальный подарок Тура каждому участнику "Ра-1", с надписью на крышке: "Экспедиция "Ра", май, 1969 г.".

   Жорж охал, бранился и клял себя, что вовремя не прислушался к предчувствию.

   Нервы натянуты у всех, не у одного Жоржа, это проявляется постоянно.

   Стою на вахте, и вдруг ко мне поднимаются Кей и Сантьяго, Кей плачет, Сантьяго его успокаивает.

   Оказывается, Сантьяго толкнул Кея ногой, в шутку, а это для японца крайне оскорбительно. Ну, Кей, Кей, кто же знал? Прости, пожалуйста, не обижайся! А Кей всхлипывает, и сам извиняется, и улыбается сквозь слезы: "Прекрасно понимаю, что глупость, а ничего не могу с собой поделать". И рассказывает печальную историю, которая произошла с ним в юности. Он влюбился в девушку, а эту же девушку любил его школьный учитель. Учитель однажды увидел ее с Кеем и избил Кея ногами так, что парнишка четыре дня не являлся домой: "Если бы мой отец узнал, он должен был бы учителя убить".

   И вот теперь, спустя столько лет, прошлое ожило. Голос Кея прерывается, он никак не может взять себя в руки.

   Славный Кей, воспитанный, сдержанный, деликатный!

   Ни разу за время плавания он не повысил ни на кого голос, всем помогал, ко всем ровно относился, всегда был занят, стремился служить экспедиции максимально. И беспощадно, оберегая товарищей, загонял внутрь себя собственные отрицательные эмоции - копились они, копились и отомстили.

   Пора прекращать путешествие. Хватит. Цель в принципе достигнута, задача выполнена. С того мгновения, как вдали показался "Каламар", психологически мы уже как бы приплыли. Тем труднее дотягивать последние дни.

"Ра-1". Близится финиш

   Был очередной радиоконтакт, и Ивон "обрадовала": "Ринг Андерсен" сломался, есть другое судно, которое предлагает свои услуги за тысячу долларов в сутки, но это неприемлемо, - она попробует предпринять еще что-нибудь. Мальчики, не горюйте - до послезавтра!

   До послезавтра мы успели уложить поперек кормы "Зодиак", разминуться с норвежским танкером "Титус" и распрощаться с хорошей погодой. Небо обложили зловещие черные тучи, стал накрапывать дождь, дождь сменился ливнем, ливень - опять дождем. Все стало мокрым, скользким и холодным, постель и белье пропитались влагой. Ветер то налетал шквалами, то исчезал совершенно, и мокрый парус переваливался с боку на бок в такт крену корабля.

   Под стать погоде и наше настроение. Сидим в хижине, опустив брезентовый полог. Душно, влажно и тоскливо.

   Развлекаюсь тем, что перечитываю свой прошлогодний дневник, последние записи. Тогда нам приходилось гораздо хуже:

   "13 июля. "Солнце красно поутру - моряку не по нутру". И точно. Хоть небо чистое и голубое, океан беснуется сильнее прежнего. Мы уже забыли веселые времена, когда можно было свободно разгуливать по кораблю. Корма и правый борт практически целиком в воде. Вода почти полностью покрывает носовую палубу, и готовить пищу все труднее. Кроме того, "Ра" деформировался. Срединная его часть выгнулась, борта опустились, корпус вывернулся пропеллером. Сухими (сравнительно!) остаются кусочек палубы на самом носу да часть левой палубы вдоль хижины.

   "14 июля. Потолок хижины еще больше прогнулся, ящики плавают и скрипят, плещет вода, постели извиваются, как какие-то доисторические чудовища. Порезал палец, полез за бинтом в свой ящик и увидел, что он еле-еле держится, чемодан с медикаментами весь в воде, - и где-то мне предстоит спать сегодня?.."

   Бр-р! Вспомнить страшно. Теперь у нас по сравнению с прошлым годом все-таки благодать. Вот и Ивон появилась в эфире с прекрасными новостями: правительство Барбадоса распорядилось выслать небольшое судно, оно отбуксирует нас к острову в случае нужды. Проблема в том, что мы значительно уклонились к северу, нас может пронести мимо. Нужно постараться спуститься южнее Барбадоса, взять упреждение, как при стрельбе по движущейся цели, - удастся ли выполнить этот маневр? По словам Ивон, моряки единодушно утверждают, что, находясь в нашей позиции, попасть на остров невозможно. Норман берется за лоцию: есть, кроме Барбадоса, и другие острова. Но попытка не пытка - круто меняем курс...

   Идем наперерез волнам, и заливает нас теперь уже слева, со стороны двери в хижину. Дождь добро бы лил не переставая, так нет: то начнется, то кончится, а когда приходит дождь, обязательно меняется ветер, тут только смотри! За парус боимся жутко, всякий раз, как заполаскивает, жмуримся даже: вдруг не выдержит, он уже два месяца в работе, а запасного нет, извели на брезентовые стенки.

   Стенка на носу нуждается в ремонте, и на корме тоже, но неохота, лень, апатия, доберемся как-нибудь.

   Барбадосское судно вышло, оно уже не так далеко, сигналы в наушниках Нормана все слышнее. Рация привязана к мачте, Норман, промокший, крутит рукоятки, переключает тумблеры: наши координаты такие-то, сообщите ваши.

   С судна отвечают: ладно, примерно через час будьте на связи, позовем.

Ночной совет: не проскочить бы мимо Барбадоса.

   Норман: Послушайте, капитан, у меня ручная рация, дежурить не могу, скажите точно время вызова!

   Капитан: 0'кэй, через два часа.

   За два часа, естественно, координаты и у них, и у нас немного меняются.

   Норман: Алло, я "Ра", жду сведений, прием!

   Капитан: Подождите, будьте на связи.

   Норман: Капитан, у меня руч-на-я ра-ция, я так не могу, назначьте вре-мя!

   Огромное самообладание у нашего Нормана. Я бы не выдержал, взвился бы: то они нас слышат, то они нас не слышат, координаты толком сказать не могут, придут, не придут - ничего не ясно, а у нас каждую минуту готов лопнуть парус, лопнет - крах, конец экспедиции, идти больше не на чем, и тогда все наши двухмесячные старания к чертям.

   В три часа пополудни связь вовсе прервалась. Не вызывают и не отвечают. А погода, как назло, совсем плохая, брезентовые стенки разрушаются в прах, волны со всех сторон здесь, видимо, сходятся Южное Экваториальное и Северное Экваториальное течения, мы в самом завихрении, в сердцевине. Единственное средство - бросить плавучий якорь. Он дает парусу передышку, но зато нас сразу же начинает сносить на север.

   Раньше мы выбрасывали якорь на момент, только чтобы развернуться, теперь он волочится за нами почти постоянно. Всю минувшую ночь мы дрейфовали с ним и, конечно, сильно уклонились от курса. Надо якорь вытащить. Тянем на последнем издыхании, руки болят, ноги болят, глаза болят. Карло, верный себе, придумал новую веревочную систему: накинул на якорный линь скользящую петлю, чуть-чуть выберем - и фиксируем слабину к мостику, так хоть нет опасности, что канат вырвется из рук и вернется в исходное положение.

   Этого еще не хватало - волны принялись атаковать нас и спереди. Они бьют в переднюю стену хижины, как раз туда, где я сплю. Утешаюсь тем, что все же я под крышей, - на "Ра-1" к этому времени дела обстояли иначе.

   "16 июля. Перед ними встала проблема ночлега. Спать в хижине могут Тур и Абдулла, остальные места разрушены. Днем мы пытались как-то собрать ящики и укрепить их, используя куски дерева и пустые канистры, но ничего не вышло, только внутри хижины скопилось множество деревянного и металлического барахла, все это плавает и бъется о стенки.

   Жорж и Сантьяго устороились на носу на корзинах, но смогли поспать лишь несколько часов их стало заливать. Я нашел кусочек сухого места на палубе слева, ближе к носу, на канистрах с водой. Накинул на себя брезент, который покрывал хижину, и получилось довольно сносное гнездышко. Правда, я согнулся в три погибели, в бока впивались ручки канистр, шея неестественно вывернута, но хоть сухо. Однако среди ночи проснулся от боли во всех членах и решил посмотреть, нельзя ли прилечь рядом с Жоржем и Сантьяго. Пошел на нос - и застал там бесприютного Карло, который маялся вообще без ложа. Жорж и Сантьяго лежали в совершенно мокрых спальных мешках. Лучше уж корчиться на железе, чем так мокнуть. Отправился обратно, но, увы, на канистрах уже храпел Карло. Норман мучился на плавающих ящиках в хижине, Тур спал, наполовину высунувшись из двери, закутавшись в брезент..."

   Вот была ночка! Последняя ночь на "Ра-1"!

   Сегодня нам неизмеримо лучше. Но все относительно: мы уже настроились на окончание, на финиш, и то, что с нами происходит теперь, воспринимаем как незапланированную добавку - человек собрался в отпуск, и вдруг ему объявляют, что отпуск откладывается: предстоит сверхурочный штурм.

   Днем торчим на мачте, ночью жжем сигнальные огни - никого, ничего.

   А между тем они где-то уже совсем рядом, может быть, в радиусе действия игрушечной "воки-токи".

   Тур достал "воки-токи" и сразу услышал близкий голос Ивон. Связь возобновилась. Но встреча никак не получалась, на судне, как и на "Каламаре", не работал пеленгатор. Мы шли бок о бок, возможно, параллельными курсами, но не могли друг друга отыскать.

Держим наготове фотоаппараты. Тур не выпускает и рук маленкую рацию

   Нашла нас Ивон. Она попросила Тура быть на связи и что-нибудь говорить, а сама принялась водить туда-сюда антенной, и "воки-токи" выручила, нас приблизительно запеленговали. Ивон показала рукой: "Они, видимо, в этом направлении" - судно повернуло и вышло прямо на нас.

   Это случилось на пятьдесят пятый день нашего пути, 10 июля 1970 года, в девятнадцать ноль-ноль.

   И уже не оставалось ни сил, ни времени, ни желания подробно записать об этом в дневник - вот запись от 10 июля, полностью:

   "Судно пришло, погода ничего, все счастливы. Полно еды, фруктов. Жорж хочет прыгнуть в воду, ночует не дома!"

   Весь остаток дня чужая металлическая лодочка, оснащенная нашим подвесным мотором, курсировала от борта к борту. Перевозчиком, разумеется, был Жорж. Устал он зверски, но зато нарадовался вдосталь.

   Ездил он, ездил, а финальный, перед ночью, рейс сделать не успел. Стемнело, на лодке уже не переправишься. На судне запустили двигатель, оно надвинулось на нас, чуть не раздавило, на его палубе метался Жорж, как тот муравьишка, который опаздывал в муравейник к заходу солнца. Он решил прыгнуть прямо к нам, но кто-то из гостей закричал: "Акула!" - вроде бы из воды показался плавник. И Жорж остался до утра в отлучке. Снова я позаимствовал его матрац, но спать было неуютно: все всегда в сборе, и вдруг одного нет.

   Мы приветствуем жителе Барбадоса