Штиль

   Но пока довольно о "Ра-1", так можно потерять ориентировку и забыть, где мы с вами находимся.

   А находимся мы на борту "Ра-2", идет восьмой день пути или, может, девятый, неважно, все они сейчас одинаковы, буй болтается сзади, парус обвис, ветра нет.

   Пытались утром идти с помощью дополнительного весла, Норман взял его - трех-метровое - и около часа греб, как гондольер. Это мало помогло. Тогда Жорж предложил "Зодиак" и себя в качестве буксира, зацепил нас и принялся грести - корабль слегка пошел! Но, разумеется, Жоржа ненадолго хватило, да и никто - он сам прежде всего - не принимал такой вариант всерьез, мыслимо ли вручную волочить за собой многотонную ладью?

Жорж - капитан надувной лодки "Зодиак"

   Жорж, обуреваемый идеями, решил запустить на "Зодиаке" мотор - как отнесется "Ра" к механической тяге? Ничего, терпимо отнесся, у носа появился бурунчик, но Тур призвал экономить бензин, он может понадобиться, когда подойдем к мысу Юби.

   Ах, Юби, основная наша проблема! За прошлые сутки мы проделали всего пятнадцать миль, хорошо хоть не к берегу, а нужно выйти еще западнее, между злосчастным мысом и Канарскими островами, - вот тогда любой ветер к нашим услугам, даже северный, а кроме того, там начнется Канарское течение.

   Тур вычитал в лоции, что в здешних местах ветер бывает три с половиной дня в году, и почему-то обрадовался - наверно, тому, что практика сошлась с теорией. Правда, выгоды нам от этого совпадения мало.

   Движемся толчками, то дернемся, то станем и беспомощно качаемся на крохотных волнах. Дабы лучше держать курс, у нас по носу сооружены гуары - выдвижные кили на манер индейских. Их конструкция вызывала уйму опасений, но они с честью выдержали шторм, немного выручают сейчас, а у мыса Юби, возможно, помогут и более основательно.

   Мимо прошли два приличных кита - вот бы запрячь! - а у кормы замечена небольшая акула. Жорж загорелся: полоним! - и приволок громадный, полуметровый крюк, нацепили на него кусок колбасы и спустили в океан, там он и обретается безо всякого эффекта.

   К вечеру Кей нас порадовал, трудился часа два, как всегда, кропотливо и добросовестно, и приготовил японский суп, рис и салат. Ели, хвалили, благодарили - Кей таял от удовольствия.

   Подошла в сумерках акула, может быть, та же, знакомая, поглядела на наши фонарики и скрылась.

   Ночь минула совершенно спокойно, я был свободен от вахты и спал. А утром продолжилось то же самое. После завтрака я сменил Сантьяго у рулевого весла - он загнал корабль к югу и никак не мог вернуться на курс, - ветер задувал порывами, и парус полоскал. Появился Норман и стал объяснять, в каком положении относительно друг друга должны находиться ветер, парус и весла, я слушал-слушал и вставил словечко о том, что объяснять, собственно, поздновато, надо исправлять.

   - А почему бы тебе не попросить Сантьяго поработать веслом и сдвинуть корму? - спросил он.

   - А почему бы мне не попросить об этом тебя? - спросил я.

   Безветрие нервирует, заставляет злиться по пустякам, оно же и попросту портит корабль: все многочисленные веревки висят ненатянутые, трутся друг о друга и о дерево, а им наверняка предстоит выдержать еще не один шторм.

   Надо сказать, что такелаж на "Ра-2" вообще выполнен не блестяще. Взять хотя бы ванты, слева понадобилось оттянуть их кустарной краспицей - терлись о крышу хижины.

   Благоустройство корабля продолжается: сегодня Тур и Карло вплотную занялись санузлом. Он у нас на корме и, конечно, совмещенный: шесть досок перекрещены так, что образуют три клетки. Совершенствовали каждую клетку в отдельности и на свой лад. Заднюю превратили из прямоугольника в овал, в передней подвесили брезентовое ведерко для умывания. Среднюю - продолговатую - снабдили веревочной сеткой с деревянными поперечинами, чем-то вроде гамака, это наша ванна. В ней никто пока что не мылся, очень холодная вода.

   Перед сном Тур умудрился расслышать лязгающий звук, причем он говорил, что бьет что-то тяжелое по крыше хижины. Я осмотрел крышу и мостик, проверил все щели и ничего не нашел, но Тур упрямо повторял:

   - Я ведь слышу!

   Наконец оказалось, что это в изголовье постели Карло гремят бутылки с виски.

   Ночь выдалась преотвратительная, сильно качало, спал я плохо, крутился, просыпался, встал с тяжелой головой и был на вахте с пяти утра до шести тридцати. Это мы накануне так условились: опасались, что придется туго, и решили стоять по полтора часа. Но ничего страшного не произошло, рассвет наступил серый и неприветливый, океан тоже серый, волны небольшие и частые, потому нас так и качает. Ветер, увы, умерен весьма, больше болтаемся, чем идем.

   Сменившись, я долго, старательно и с удовольствием брился, процедура в наших условиях не из приятных, щеки щиплет и саднит от морской воды, хорошо если Норман на связи и можно подключиться электробритвой к генератору радиостанции - так мы обычно и стараемся делать, но сегодня я не стал ждать Нормана, мне хотелось с раннего утра быть свежим: были на то причины.

   Появился заспанный Тур, я спросил его:

   - Ты помнишь, что сегодня большой праздник?

   Он призадумался; потом лицо его осветилось:

   - Мы стартовали?!

   - Да.

   ...Загудели буксиры на рейде Сафи, напутственно вскинула руки славная храбрая Ивон - это было ровно год назад, двадцать пятого мая, в восемь тридцать или несколько позже, потому что мы тогда не сразу пошли самостоятельно, боялись, что прибьет к берегу, и медлили расцепляться с выводившей нас в море шхуной, пока не сообразили, что тащиться через океан на привязи - не совсем наша задача.

   И уж, конечно, никак не могли мы себе представить, что ровно год спустя снова окажемся в море, на почти таком же корабле и почти в той же компании.

   Сегодня особенно отчетливо ощущалось: не было перерыва, не было; так, наверно, спортсмен не различает, где кончилась первая попытка и началась вторая, - разбежался, прыгнул, сбил планку, отбежал на исходную, снова разбегается, снова и снова, пока не перепрыгнет.

Из летописи первого путешествия. На этих ящиках мы будем спать, а в них разместятся вещи. Спуск на воду "Ра-1". На корме "Ра-1" установлен спасательный плот, над ним будет сооружен капитанский мостик.

   А вместе с тем, если припомнить, сколько всего случилось за этот минувший год...

   Взять хотя бы одного из нас, Сантьяго.

   В промежутке между плаваниями ему пришлось: а) оставить работу в университете, поскольку по-хорошему его в экспедицию не отпускали; правда, ежели путешествие завершится удачей, его наверняка примут обратно; в) основательно поболеть; с) вербовать индейцев-строителей, везти их с озера Титикака в Сафи, следить за сооружением папирусного судна.

   Вон сколько выпало на его долю. Не мудрено, что он порой грустноват, надо устроить так, чтобы он поменьше утомлялся, пока не войдет в колею. Об этом мы по секрету условились с Туром, стояли рядом на мостике, тихо беседовали и медлили разойтись, когда разговор исчерпался, - я закурил трубку, он задумчиво щурил голубой глаз, а день проходил, наш праздничный день, и не было у нас в его честь ни салюта, ни фейерверка.

   Помню шумные праздники на "Ра-1", в прошлом году мы увлекались ими - Первая тысяча миль, Полдороги, и просто Давайте - встряхнемся, и Не-поесть-ли-русской-икорки... Карло готовил особенно вкусный и обильный обед, раскупоривалась бутылка "Кон-Тики" или "Аку-Аку", крепкого, густого, Тур прозвал его "винным супом". Бравурно звучала губная гармоника Нормана, Жорж срывал с меня панаму, швырял ее на ящик и показывал, как мексиканцы пляшут вокруг брошенного наземь сомбреро.

   Нынешнюю дату отметили неожиданно тихо. Видно, особая это годовщина - годовщина начала пути.

   А ночью океан преподнес нам подарок, лучший, какой только мог. Мы благополучно миновали мыс Юби, спокойно, как по маслу, даже не заметив, лишь из утренних выкладок Нормана стало ясно, что событие, к которому напряженно готовились, - позади.

   В прошлый раз по поводу Юби тоже было много тревожных предчувствий. В решающую ночь вызвался дежурить Сантьяго, он глядел во все глаза и слушал во все уши, поутру в тусклой дымке увидел приближение чего-то непонятного и разбудил Тура. Непонятное надвигалось неотвратимо - и оказалось не мысом и не рифом, а танкером из Гавра. Танкер оглушительно проревел сиреной, описал вокруг нас приветственный круг и удалился, а Юби, как выяснилось, был уже далеко за кормой.

   К вечеру разгулялся ветер. С наступлением темноты он стал очень сильным. На вахте был Кей, Тур, уходя спать, спросил его: "Как дела?" - "Нормально".

   Через пять минут пушечно хлопнул парус - и началось...

   Мы вылетели на палубу, в кромешную черноту. Тур ринулся на нос и кричал оттуда, чтобы выбирали правый шкот. Мы так и делали, но ответов наших он не слышал из-за ветра и кричал все истошнее. Впрочем, не один он - все кричали и суетились, отвыкли от авралов. Норман пытался развернуть корму веслом, его сменил Жорж - безрезультатно, парус бешено бился, и рей колотил по мачте, и корабль трепетал под ударами волн.

   Осознав, что подобными средствами положения не изменить, решили выбросить плавучий якорь, он вроде парашюта, наполняется водой и тормозит, помогает стать по ветру. Норман занялся якорем, я - веслом, оно рвалось из рук и пару раз вздернуло меня над бортом, спасибо страховочному концу, хоть он и чуть не перерезал меня, впившись в живот. Я греб минут пятнадцать, корабль начал разворачиваться, теперь скорей потравить натянутый шкот, вернуть парус на место, но все забыли, что якорь уже не полезен, а вреден, не вытащили его, и "Ра" закрутило вновь.

   Начинать сызнова - зла не хватало. Попробовал было грести, но руки одеревенели и не слушались. Налег на весло телом, прижал его к стенке хижины - и почувствовал, что корму повело, повело, - это на носу Норман и Жорж вытащили левую гуару. Раньше бы додуматься - кили ведь тоже как рули, для того мы их и ставили.

   Эй, про якорь опять не забудьте!

   Конец якорного линя был в руках Мадани. Мадани, как мне показалось, что-то не слишком напрягался, я подскочил со зверской физиономией, кляня его на чем свет, перехватил веревку, дернул - и осекся.

   Тянули "парашют" в шесть рук - как в сказке про репку - Мадани, я и подоспевший Сантьяго, подтягивали, гасили купол и за этим занятием чуть не проворонили шкот, едва успели перезакрепить его в последнюю секунду, иначе прибаутка была бы другая, про белого бычка, - мало радости и вообразить такое.

   Настала пора перевести дух. Кей, бедняга - вахтенный, места себе не находил от горя: столько доставил хлопот! Мы хором утешали его, убеждали, что он ни при чем, что это ветер переменился, что на "Ра-1" это случалось с нами едва ли не каждый день.

   Постановили, что до утра вахты будут сдвоенные: в одиночку корабль на курсе не удержишь. Ничего, зато отлично идем: семьдесят три мили за сутки, очень даже неплохо. Нам скорость жизненно важна, как самолету, теряющему высоту. Дело в том, что мы тонем.

   Нет, это, пожалуй, слишком громко и безответственно сказано: мы всего лишь оседаем, набухаем, пропитываемся - естественный процесс, чуть-чуть более интенсивный, чем ждали.

   Жорж со смехом рассказывал, как во время аврала, вытаскивая гуару, они с Норманом внезапно превратились в штангистов: между гуарами и корпусом лодки были проложены тонкие папирусные снопики, чтобы кили не терлись о борт, - так вот, эти снопики оказались словно не из соломы, а из свинца. А между прочим, их, по теории, не должно было смачивать: перед отплытием их специально покрыли вазелином.

   - Мне почудилось, что я на "Ра-1", - веселился Жорж.

   Я подумал: похоже. Только сейчас у нас десятый день пути, а тогда беспокойство возникло уже на третий, туманное, смутное, - мы даже перед собой стеснялись его обнаружить:

   "...Предыдущую ночь дрейфовали, держа в качестве стабилизатора плавучий якорь, что слегка повредило нам - правая сторона кормы осела больше левой, вообще, мы с самого начала (еще в Сафи) перегрузили правую сторону, а кроме того, и волны, и ветер идут все время справа. Корабль слегка косит на правый бок..."

   "...Теперь очевидно, что лодка должна быть идеально симметричной (имея в виду вес и объем папируса), иначе неизбежен крен, а при крене сразу возникает порочный круг: чем больше намокает папирус, тем он тяжелее, чем он тяжелее, тем глубже в воде и больше намокает и так далее".

   Золотые слова! И все-таки мы опять споткнулись на той же колдобине. "Pa-2" не вполне симметричен. Правда, его слабое место - уже не корма, а нос. Волны заливают нос и уходят, просачиваясь между "сигарами", папирус успевает намокнуть, а высохнуть не успевает, и свинцово-тяжкие снопики, насмешившие Жоржа, ничего веселого не предвещают.

   "14 июня 1969 г. После завтрака собрались в хижине и долго дискутировали, обсуждали возможные варианты освобождения кормы. Всем ясно, что затопление ее будет прогрессировать. Тур попросил Нормана показать на карте, где мы находимся, и сказал, что, возможно, придется пристать к одному из островов группы Зеленого Мыса, дабы укрепить корму имеющимся в запасе папирусом".

   История повторяется. Сперва как бы в шутку, потом все настойчивее возникают на борту разговоры о промежуточном финише, о том же Зеленом Мысе или даже об Африканском побережье - пришвартоваться, вытащить лодку, просушить на солнышке. Но Тур, в отличие от прошлого года, и слышать об этом не хочет.

   Как всегда, он возражает по пунктам.

   Во-первых, корабль на берегу будет сохнуть очень медленно и нет гарантии, что не сгниет внутри.

   Во-вторых, до островов Зеленого Мыса три недели ходу, а до Барбадоса - шесть, всего вдвое больше.

   В-третьих, даже если весь "Ра" погрузится в воду, мы сможем продолжать плавание, ибо кабина задумана как самостоятельный поплавок, получится что-то вроде подводной лодки в позиционном положении.

   Но самое главное, до этого же еще не дошло, и когда еще дойдет, и дойдет ли? "Ра-2" совсем не так плох!

   Вот уж что, верно, то верно. Пусть до Барбадоса на самом деле не шесть недель, а восемь, пусть плавучесть хижины никто не испытывал, но последний тезис вне всяких сомнений. "Ра-2" держится молодцом, погружение пока что не доставляет нам конкретных неудобств, эффект его - чисто отвлеченный, абстрактный, да, пожалуй, эмоциональный; мы весьма отчетливо помним последние дни "Ра-1":