- Здравствуйте! - проговорил он вкрадчиво и вместе с тем веско, едва переступив порог.

   "Шиз!" - сходу определил Супрунов. Определил, опередив собственное умозаключение. "Из дурки смылся, явно".

   - Проходите, задержанный! Садитесь.

   Перлюк подхватил стул за спинку и установил его перед столом, точно на оси кресла начальника. "Шиз" прошел бочком и неловко плюхнулся на стул - наручники, застегнутые за спиной, явно ему мешали.

   В ярких лучах настольной лампы стали заметны и прочие детали. Прямо на скуле красавца багровел малиновым джемом свежайший кровоподтек, а надбровная дуга уже заплыла гематомой в первичной фазе.

   - Старлей, я же просил - без рукоприкладства! Мы же на острие прессы! Под прицелом бдительного внимания и пристального интереса средств массовой информации. В свете новых директив, так сказать. Вот - читай! "Честные налогоплательщики желают знать, почему гаснет свет?" Смотри - "Конец света"! И здесь - "Кто сеет тьму в ночных кварталах?"… Совсем задрали, папарацци! Спасу от них нет! На хрена оно нам надо, старлей, перед самими выборами! Накануне народного кворума, так сказать! Опять эректро… электоратных перипетий хочешь?

   Перлюк электоратных перипетий явно не хотел. Слушать начальника ему было очень неприятно. Но он молча сопел и потел подмышками. Потом все-таки виновато выдавил, оправдываясь:

   - Так это он сам, Игнат Петрович, когда выгружался. Ручки-то в браслетиках. Так он и не сгруппировался, да в торец взял и зарулил, дохляк малохольный!

   - Знаю, знаю я вас, любителей почем зря дубасить. Мутузить, куда ни попадя, не глядя! Когда надо и когда не надо! Никакого гуманизма, глядь, в рядах органов!

   Идиоты. Волю им дали, дубинки. Вот и лупят, куда ни попадя! Но куда ни попадья, туда и поп! Ведь и сам ты, Петрович, был такой же в молодости. Ничуть не лучше - даже хуже! Резиновых дубинок ведь еще в ходу не было. Приходилось тузить аккуратно, но сильно, без внешних повреждений. Эх, молодость! Школа милиции. Юрфак. Член суда, член туда…

   - Смотри не борзей, Перлюк, а то переведу обратно в участковые - на Татарку.

   - Из грязи вышли в князи, Игнат Петрович. В грязь и уйдем!

   - Ну-ну, философ, блин! Мечтал бы, небось, обратно?

   - Зря вы иронизируете, Игнат Петрович! Я ж изо всей мочи стараюсь, из последней кожи лезу!

   - Ладно, ладно! Угомонись!

   Супрунов обернулся к конвоиру.

   - Сержант, сними с него наручники! - приказал Супрунов.

   Тот ловко исполнил приказ. Задержанный начал сосредоточенно растирать онемевшие запястья и поочередно обжимать пальцы, пытаясь не то оторвать их, не то стащить с них, как с авторучки, невидимые колпачки. При этом улыбка на его устах продолжала сиять тихим светом.

   - Садись, старлей, сюда - протокол вести. То есть, предварительный допрос фиксировать. Вон на угловом столе папка... Да не верти соплом - тебе полезно!

   Перлюк, стащив фуражку, явно без энтузиазма, уселся. Вести протоколы он был явно не большой любитель.

   - Документы есть?

   - Да нет, Игнат Петрович, у него никаких документов. Ни денег, ни документов... Я обыскивал.

   - Понятно. Как ваша фамилия?

   Задержанный вопроса словно не услышал.

   - Очень жаль вас. Здесь все пронизано грязной, агрессивной пневмой.

   Супрунов был полон внимания и терпения.

   - Конечно, конечно, сами чувствуем - не филармония! И все же, как ваша фамилия?

   - Фамилия? - переспросил задержанный.

   - Да, фамилия!

   Повисла пауза. Задержанный почему-то задумался. Явно припоминая. Напрягся, наморщил лоб, тщетно силясь вспомнить собственное имя. Покраснел, натужился, как вареный рак. Глаза из орбит вон. Губы зашевелились беззвучно и веки замигали, часто-часто.

   - Я... я не помню! - протянул он и повертел головой, как теленок, которого обсели мухи.

   - Это как так - не помните?

   Может, амнезия? Подумал Супрун. Или склероз? Да нет, молод слишком для склероза. Клиент явно шандарахнутый пустым мешком из-за угла. А судя по ужимкам, даже и не слишком пустым. Ну, не шандарахнутый, но явно не без привета. Суматик - не суматик, но очень уж странный.

   - Может, у вас с памятью нелады? Выпадение...

   - Нет, нет, никакая это не амнезия, как вы изволите думать!

   Задержанный говорил медленно, как бы припоминая, и неустанно при этом улыбался. Даже когда хмурил лоб, пытаясь что-нибудь достать из памяти. От этого лицо его преображалось странной, химерной гримасой, будто тик у него или паралич тройничного нерва. Лоб жил своей жизнью, а рот своей, независимой ото лба. Если лоб хмурило и штормило, то рот, в противовес, растягивала нелепая ухмылка Гуинплена.

   - Не беспокойтесь, прошу вас. Я нарочно, нарочно забыл. Специально, понимаете? Все сделал для того, чтобы забыть. Как тот краснодеревщик, у Чжуанцзы, помните?

   - Не помню!

   Супрунов, похоже, начал раздражаться.

   - Жаль, жаль! - задержанный сокрушенно покачал головой. - Видите ли, этот краснодеревщик первым делом забывает, сколько ему заплатят за заказ. Потом забывает, собственно, что ему заказали. Затем напрочь забывает даже собственное имя. И только после идет в лес выбирать дерево…

   - Так вы краснодеревщик! - вдруг осенило Супрунова.

   - Почему - краснодеревщик?

   Опять повисла недоуменная пауза, невидимо изогнувшись в воздухе вопросительным знаком.

   Ее нарушил Перлюк.

   - Гражданин полковник, вот это было у него в наружном кармане!

   Он встал из-за своего стола и, подойдя к Супрунову, положил перед ним небольшую записную книжку.

   Супрунов осмотрел ее. Габариты - семь на двенадцать. Коленкор цвета гнилой вишни. Уже бывавшая в боях. В книжке половина страниц оказалась выдранной "с мясом", что подтверждали сиротливые, с неровными ошметками, зубцы перфорации. На первой из оставшихся страниц было неразборчиво выведено единственное слово. Синей шариковой ручкой. Женская фамилия - "Тропинина". Все остальные страницы были чисты. Супрунов хмыкнул.

   - И зачем это вам?

   - Что зачем?

   - Забывать собственное имя!

   "Краснодеревщик" посмотрел на полковника, как на дегенерата, расширенными от удивления глазами.

   - Как это, зачем? Для деперсонализации, естественно! Для преодоления барьера акцентуации личности. Методом деструкции атрибутов конкретного субъекта… Надеюсь, я ясно изъясняюсь?

   - Более чем!

   Супрунов промял лобные доли обеими ладонями.

   - Ну, хорошо, а фамилия "Тропинина" вам известна?

   - Как? Тропинина?

   "Краснодеревщик Чжуан-цзы" задумался и вдруг обрадовано хлопнул себя по лбу.

   - Так это же моя собственная фамилия! Вернее, до вчера была моей, пока я ее окончательно не запамятовал. Но вы мне ее напомнили. Мерси!

   - Не за что, гражданин Тропинин. А имя-отчество, может, припомните тоже!

   - Тут и вспоминать незачем...

   Полковник даже привстал и наклонился, чтобы быть ближе, упираясь ладонями в стол, нашоршив ушки на макушке.

   - Имя известное - Василий Андреевич. Какое еще может быть имя у Тропинина?

   Супрунов обрадовано крякнул.

   - Слава Богу, выяснили! - и радостный повернулся к Перлюку, - Витенька-голубчик, а ну-ка запроси картотеку - есть ли у них что-нибудь на Тропинина Василия Андреевича?

   И обратно к задержанному.

   - А по какому адресу проживаете, гражданин Тропинин?

   Тот глянул на полковника, как из зазеркалья.

   - Как по какому? По улице Тропинина и проживаю.

   Супрунов так и застыл в ступоре.

   - Стоп! Как это? Тропинин - по улице Тропинина?

   - Естественно! Абсолютно а-де-ква-тно! - резонерски протянул имярек. - Всякий раз, когда приходит время менять место, которое дарует мне кров и тепло, я, из благодарности к нему, меняю и свое имя. Беру его у нового места пребывания и записываю на новой странице книги жизни. А предыдущую, со старым именем, безжалостно выдираю. И таким образом главный атрибут личного "эго" уходит из моей памяти навсегда. Понимаете?

   Супрунов вздохнул обречено. Придурок, точно придурок! Выспренний, пафосный придурок.

   - Что в вымени тебе моем? - проныл, протянул, промычал он и потряс в воздухе злосчастной записной книжкой. Коленкоровая обложка с укором хлопнула о полковничий перст. В углу скалился, корчился от распирающего нутро смеха Перлюк.

   - Ну, что ты ржешь, старлей, как дуралей? - гаркнул Супрунов, автоматически рифмуя свой риторический укор, отчего Перлюку стало еще веселее. Он хохотал, уже не сдерживаясь.

   - Все понял, дурило? Наш пациент регулярно себе псевдонимы меняет. Так что с картотекой придется обождать. Досье на него, похоже, можно найти и в Большой Советской энциклопедии.

   Супрунов перевел взгляд на "пациента". Тот по-прежнему улыбался, как невинный киндер, вперив задумчивый, познавательный взор куда-то в пол под рабочим столом полковника.

   - Так, так, значится вы такой же Тропинин, почтеннейший, как я - Пушкин? Замечательно! А предыдущее ваше имя у вас и впрямь из памяти напрочь вышибло? Может, поднатужитесь и вспомните его как-нибудь, минуя ваше бедное, оскорбленное "эго"?

   "Лжетропинин" снова наморщил лоб, тужась вспомнить, изо всех сил сминая кожу веером, переходящим в гармошку. В результате чего меж бровей его застыла дрожащая, трепетная как юная лань, осциллограмма. Но рот оставался при этом неумолимо изуродованным компрачикосами. Ни дать, ни взять, перед полковником возвышался на троне бесспорный победитель конкурса гримас на римских сатурналиях.

   - Фамилию точно не припомню. А вот имя-отчество, пожалуй, как и сейчас - Василий Андреевич.

   И тут полковника осенило. Конечно! Воодушевленный догадкой, он просто подскочил к оперативной карте города, налепленной слева от стола, во всю ширь простенка. На ней стикерами были обозначены зоны поражения сетей городского освещения.

   Мать твою, так и есть! Последний прецедент имел место быть вот здесь. Вот - зеленый треугольник сквера на развилке. Вот - название улицы. Полковник вывернул шею, как придушенный гусь. Троп-и-нина! Эврика! Годится!

   А предыдущей? Ага, освещение набережной и, рядом, перпендикулярно к реке - по улице Жу… Жуковского!

   Окрыленный Супрунов полез в шкаф, где на верхней полке, за кодексами и циркулярами, покоилась тысячестраничная томина "Большого энциклопедического словаря". Он извлек его и развернул на литере "Т". Тролли… Тромбы… Тропарь… Тропики…Так и есть!

   - На, Перлюк, читай! Вот - здесь...

   - Слушаюсь, гражданин полковник!

   Перлюк, как прилежный школяр, начал водить пальцем по столбцу.

   - "Тропинин Вас. Андр. Годы жизни. Рус. художник... Бывш. крепостной… "Портрет Пушкина"... И те де, Игнат Петрович.

   Супрунов перегнулся через стол, к томине, повернутой к нему вверх ногами, и перебросил толщу страниц назад, чуть не зацепив нос Перлюка. Пролистал до нужной морфемы и сполз ногтем по столбцу.

   - И здесь читай тоже!

   Перлюк загундосил, глотая слоги и слова.

   - "Жуковский Вас. Андр. Годы жизни. Рус. поэт... Поэма "Светлана"... " И что?

   - А то! И Вас тоже Андр...

   Потом с визгом крутанулся на каблуках.

   - Василий Андреевич!

   Неопознанный сидящий субъект поднял глаза.

   - Жуковский?

   Задержанный удивленно взвел брови.

   - Да - Жуковский! Откуда вам известно?

   - Знаю, Василий Эгегеевич, знаю! И "Кемел" не курю, а знаю! "Раз в крещенский вечерок девушки гадали..."

   Супрунов задумчиво поглядел в окно. Там за стеклом иллюминировала ночь. И вот странность, черт его дери, в отражении задержанный выглядел каким-то деформированным, неожиданно, удивительно преображенным. Абсолютно, до полной неузнаваемости, изменившимся! Супрунов готов был поклясться, что это был просто совсем другой человек. Старомодно одетый. С шейным платком, заправленным в кружевной воротник белоснежной, шелковой сорочки. С бакенбардами. Сияющий могучим сократовским челом в ореоле ионических кудрей...

   "Мересьеву мерещится!" Супрунову захотелось перекреститься и снова плюнуть через погон - уже трижды, по количеству полковничьих звезд. Он резко обернулся и посмотрел на задержанного. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал медитировать на паркетных зигзагах. По-прежнему в берете и джинсах. Лысый, ростом невелик…

   - Так-с, с Тропининым, сдается, разобрались. Теперь попытаемся ликвидировать и Жуковского!

   Полковник опять двинулся к карте. Очень важно сейчас выяснить хронологическую последовательность событийного ряда. Так сказать, отследить по порядку, по числам - в каких частях города вырубалась наружно-осветительные агрегаты и объекты? Но это вовсе нетрудно. На стикерах аккуратным почерком Катеньки-секретутки проставлены даты. Кто там следующий?