Норман строит бушприт

   Идем с завидной скоростью, так как находимся - Норман показал по карте - в зоне сильных ветров и мощного течения. Вместе с ветром пришли волны, нас сильно качает и заливает пуще прежнего.

   Спрашиваю Нормана: возможны ли одновременно свежий ветер и гладкий океан? Норман в восторге от моей любознательности, он очень любит учить новичков морскому делу. Собирается с мыслями и говорит:

   - Волны зависят от ветра, причем здесь играют роль три обстоятельства. Во-первых, сила ветра - чем он сильнее, тем большую волну может развести. Во-вторых, его продолжительность - чем дольше он дует, тем сильнее волны. И в-третьих, расстояние - чем на большую зону распространяется ветер, тем волна мощнее. Безусловно, спокойную воду при ветре можно встретить у берега, но посреди океана такое немыслимо, так что приготовься - если карта не врет, конечно.

   Карта не врет, но, мягко говоря, ошибается. Ветер вдруг заметно стих, так и не показав по-настоящему, на что способен, и скорость сразу уменьшилась, хотя и остается приличной.

Одному здесь не справиться

   Нужно, к слову, внести ясность: со своим "приличным" ходом мы едва-едва обогнали бы пешехода. В сущности, мы не плывем, а ползем, и радуемся, если с черепашьего шага перебираемся на черепашью рысь, но все относительно, на борту "Ра" многие привычные понятия смещены.

   После ужина мы долго болтали с Норманом, Сантьяго и Жоржем, прикидывали, когда и куда прибудем. К концу разговора я случайно заглянул за нашу брезентовую загородку по правому борту и увидел осколки амфоры.

   - Эй, Сантьяго, амфора разбилась! Сантьяго глянул и уточнил:

   - Две.

   Там были две амфоры, большие, следовательно, мы потеряли еще добрых тридцать литров воды, трех с половиной дневный запас.

   Черепки мы выбросили и уговорились Туру ничего не сообщать, очень уж он расстроился бы. Если и дальше так пойдет, нам, пожалуй, придется, по примеру Бомбара, пить сок летучих рыбок. Благо они принялись к нам залетать, а вчера Карло поймал на спиннинг корифену, первую нашу в этом году добычу. Она была золотой, когда ее вытащили на палубу, но потом цвет ее поблек. Жаренная, она - объеденье.

   Четырнадцатое июня, двадцать девятый день. За сутки пройдено 73 мили, средняя скорость плавания - 54,8 мили в сутки. Расстояние от Сафи - 1589 миль, или 2963 километра, до Барбадоса - чуть-чуть подальше.

   Сегодня воскресенье, по воскресеньям мы отдыхаем, но провиантмейстер и врач вышли на локальный аврал: все те же водяные дела.

   Сантьяго обнаружил, что два кувшина с водой - не те, разбитые, а уже другие - наполовину пусты. Наваждение какое-то! Положение и впрямь становится весьма щекотливым. У нас осталось девять больших амфор, по восемнадцать - двадцать литров, и пятнадцать маленьких, десятилитровых, это всего триста тридцать литров. А даже при самом экономном расходе уходит пятнадцать (в четырнадцать никак не уложиться) литров в сутки. Стало быть, воды у нас на двадцать два дня.

   До ожидаемой встречи с яхтой осталось пятнадцать дней, это как будто обнадеживает - не только дотянем, а даже целая неделя в запасе. Но а) вдруг встреча не состоится вовремя? и б) неизвестно, окажется ли на яхте лишняя вода, Тур до сих пор ее не запросил.

   Мы говорили с ним на эту тему, он в нерешительности, не знает, как поступить: просить о пополнении запасов - дать лишний козырь в руки оппонентам, древних мореплавателей никто в океане не подкармливал и не утолял их жажду.

   Полезли под хижину проверять амфоры, с трепетом, заранее уверив себя, что зрелище будет ужасным: осколки, трещины, струи из протекших пробок. Но предчувствия обманули, амфоры стояли целенькие, толстенькие, только одна оказалась полупустой, у прочих пробки держались крепко.

   Мы оставили внизу три амфоры, только три, как неприкосновенный запас, привязав их накрепко чем возможно и к чему возможно. Остальные вынули и поместили в ящики, на которых спим, так что теперь мы - скупые рыцари, храпящие на сундуках со своим богатством.

   Порожние амфоры завтра укрепим на корме, пусть увеличивают ее плавучесть - на корме начинает застаиваться морская вода, как в незабвенные времена "Ра-1".

   Утром Карло забросил удочку и стал таскать небольших рыбок - пятнадцать сантиметров от головы до хвоста. Это так называемые пампано. Тур говорит, что они обычно сопровождают в океане всякую бесхозную рухлядь, а мимо нас как раз проплыла громадная сеть. Видимо, часть ее эскорта и перекинулась на нашу сторону.

   Норман надел маску и нырнул посмотреть, сколько под нами рыб. Вернувшись, он сообщил, что там их с полсотни. Пять-десять процентов мы тут же выловили, и Жорж приготовил роскошный ленч - жареные пампано, рыбный салат, сандвичи!

   Карло сердится неизвестно на что, отмалчивается, а между тем он нездоров, что-то с обменом веществ, надо бы его полечить - да не подступиться. Пробовал просить Тура, чтобы он дал Карло лекарство якобы от себя, но Тур говорит, что Карло дуется и на него, так что выхода пока нет.

   У Сафи на мизинце содрана кожа, палец распух, кровоточит и гноится. Обработал, перевязал, обмотал ступню лейкопластырем и специальным бинтом, и бедняжка сейчас хромает. Четыре повязки она, правда, уже содрала.

   Идем хорошо, ветер достаточно сильный, океан умеренный. Несколько уклонились к югу и держим 260° зюйд-вест.

   Вот, пожалуй, и все.

   Нет, не все, конечно, не все - день-то какой сегодня знаменательный. Прошел первый месяц плавания - и пройдена первая половина пути!

   Хорошо помню этот день в прошлом году.

   Жорж повесил на стенку хижины, со стороны кухни, табличку, на которой в окружении всяческих алгебраических и химических формул значилось что-то вроде "Карлушин ристаран". Мы собрались в "ристаране" принаряженные, включая Сафи, - она блистала в пластикатовом фраке с эмблемой "Ра". Открыли шампанское. Пили, пели, шутили, Жорж превзошел себя - Тур даже пообещал, что пошлет его матери хвалебную радиограмму. Карло снимал всех на пленку, потом они с Туром поменялись местами и Тур снимал его и нас. Было весело, тепло и уютно. Опять капитан и штурман соревновались в аппетите, и Жорж провозгласил тост за здоровье обоих, а Тур дополнил: "Нет-нет, за здоровье всех семерых!"

   Нынче настроение другое и погода другая. Солнца почти нет, очень влажно и душно, шевелиться неохота. Но Сантьяго все же пошевелился, извлек откуда-то две бутылки шампанского. Жорж подвесил их на мачте, чтобы на ветерке охладились, - в воду их здесь опускать смысла нет.

Пройдена половина пути!

   Сходились и рассаживались, готовы поддержать традицию, вежливо порадоваться, но должного тонуса не было, что-то словно висело над всеми, то ли из-за воды, то ли усталость, то ли вообще стали мы, черт возьми, старее и равнодушнее и на смену прошлогоднему энтузиазму пришла привычка: в самом деле, мы уже ощущали себя не первопроходцами, а чуть-чуть рейсовиками, не поэтами, а ремесленниками...

   А тут еще Сантьяго окликнул Жоржа писклявым, якобы женским голосом, он и раньше не раз так шутил, поддразнивал, но сегодня Жорж взорвался, окружающие мгновенно сдетонировали - и разразился скандал.

   Не буду его описывать, не стану воспроизводить нашу более чем часовую дискуссию - она касалась распорядка вахт, помощи в мытье посуды, отлынивания и, наоборот, выскакивания "поперед батьки", опаздывания к трапезам и любви к чужим полотенцам - это была отличная интернациональная перепалка, в которой итальянская экспансивность удачно сочеталась с мексиканским ядом, американскую же прямолинейность выгодно оттенял, простите, русский фольклор.

   Деликатный Кей только глазами хлопал, Мадани, отчаявшись хоть что-то понять, сжался в комочек, а бледный Тур кусал губы. Я на его месте давно бы стукнул по столу, но он не вмешивался, давал нам выкричаться.

   Впервые мы так "беседовали" друг с другом. И когда накал полемики достиг наивысшей точки, когда, казалось, на палубе "Ра" вот-вот должны были замелькать кулаки, вдруг все умолкли.

   Вдруг открылось, всем сразу и каждому в отдельности, какая нас волнует чепуха, на какую дрянную мелочь - на окурки, на грязные тарелки - мы размениваем нашу экспедицию, наш славный кораблик, нашу мужскую общность, рожденную в суровой работе, под свист ветра и рев океанских валов.

   Каждый взглянул на соседа и усмехнулся несмело и смущенно, и грянул хохот, целительный, очищающий, как майская гроза.

   Сантьяго привалился к плечу Карло, Норман шутливо ткнул меня в бок, Жорж кошкой вскарабкался на мачту за шампанским, и на "Ра-2" начался пир!

   Мы разошлись только в два часа ночи, случай вообще неслыханный в обоих плаваниях - все говорили, говорили и никак не могли наговориться, будто встретились после долгой разлуки.

   Да так, в общем, оно и было.

   Рухнули перегородки, разделявшие нас, встали точки над "и", определились отношения, и праздник, нелепо и неприятно начавшийся, преподнес нам действительно драгоценный сюрприз.

   Вахтенные улыбались в ту ночь, и долго-долго посреди Атлантического океана, под огромной луной, на хлипком травяном рукотворном островке звучала губная гармоника Нормана...