Лодку швыряет из стороны в сторону, равновесие держать трудно - в одной руке фонарик, в другой - тетрадка, - берегусь всячески и все же наступаю на прощанье на Карло, он, не просыпаясь, что-то бормочет, ругается, вероятно. Забыл страховочный конец, ищу. Это занимает еще минуту, а Тур стоит на мостике, ждет: пока я не поднимусь, он не уйдет оттуда. Страшно неловко. Мне еще надо попить, иду спотыкаясь на кухню, отыскиваю свою сумку с посудой, достаю флягу, пью. И наконец забираюсь на мостик. Пятнадцать минут просрочил! Но что делать, иначе не могу, я ведь потому и просил будить меня пораньше, с запасом, Тур не сердится, говорит, как обычно:

   - Будь внимателен и осторожен. Страховку не забыл? Старайся держать вест-норд-вест. Заметишь что-нибудь интересное - запиши в блокнот.

   Остаюсь в компании с рукоятью рулевого весла и светящейся картушкой компаса - ее выпуклый прозрачный глаз вращается из стороны в сторону и все время старается отвернуться. Начинается наш двухчасовой поединок: я сражаюсь веслом, а в союзниках у компаса - ветер и океан.

   Чуть-чуть зевнул, и картушка уже стремительно скользит влево, и я напрягаюсь, поднимаю рукоять, натягиваю веревку, в петле которой она скользит, и замираю в ожидании - пересилил или нет. Глаз по-прежнему косит влево, но вот он пошел обратно, медленно-медленно, а потом все быстрее - тут главное его опередить. Распускаю петли на веревке и толкаю рукоять. Опередил, очень хорошо. Стрелка застывает на цифре "305" и вновь начинает колебаться - туда, сюда, куда? Ага, вправо, еще слегка рукоять вниз, нет, теперь "Ра" пошел влево! Скорее вверх!

   Временами компас обманывает, успокаивает, и вот уже в его прозрачном нутре видны какие-то не идущие к делу картинки, кто-то там улыбается, подмигивает... Трах! Хлопок-выстрел огромного паруса! Скорее-скорее, пока корабль не пересек мертвую точку, после которой развернуть его возможно только авралом! Рукоять выворачиваю до отказа, хватаюсь за шкот, тяну к себе, а он рвется, хочет сбросить с мостика за борт! Вот, кажется, натяжение ослабло, гляжу на компас - пополз вправо, слава богу, обошлось, и скоро уже будить Жоржа. Закуриваю, и опять хлопок, и все вышеописанное происходит сначала.

Ночная вахта - дело трудное, её несли все по очереди

   Ночь неприятная, ветер порывистый, сильный, и его направление не совпадает с движением волн, получаются "ножницы", они нас сбивают с курса и с толку.

   Иногда уйти с вахты еще сложнее, чем заступить на нее. Помню, в прошлом году была у меня одна такая ночь: она сама по себе далась нелегко, парус полоскал, весло выпадало из крепления, - и вот я отстоял свое и, взмокший, измотанный, отправился было будить Карло, но заметил, что ходовые огни не горят. Пришлось лезть на мачту, отвязывать фонарь - зажечь его наверху невозможно, ветер гасит спичку, - спустился и увидел, что выгорел керосин, значит, нужно заправить. Заправил, полез снова, прикрепил, потом пошел проверять другой, на мостике. Там-та же история. Наконец все сделал, записал показание компаса и растолкал Карло - к его радости, оказалось, что за всеми этими занятиями я простоял лишний час.

   Но пожалуй, самая тяжкая вахта выпала мне на долю в конце плавания на "Pa-1", после аврала, о котором еще расскажу. Не было в ту ночь ни ветра, ни волн, но было безумное желание спать, я засыпал стоя, засыпал сидя, все с себя сбросил, остался в трусах, пошел на нос, благо не требовалось следить за компасом, и там, на холодке, чуть-чуть пришел в себя. Попил воды, поел чернослива, оставшегося от ужина, присел у входа в хижину на бухту каната, специально, чтобы понеудобнее, и так дремал, засыпал и просыпался каждую минуту. Ровно в два ночи разбудил Абдуллу и, не дожидаясь, вопреки порядку, пока он вылезет из хижины, пробрался на свое место и рухнул.

   ...А вообще я люблю стоять на вахте. Эта работа доставляет мне удовольствие.

   Первые минуты чувствуешь себя не очень уверенно, а потом словно срастаешься с кораблем, мостиком, веслами, океаном и ветром. Только вот рукоять весла - иногда она движется свободно, как по маслу, но чаще ее приходится толкать или тянуть с усилием, в несколько приемов. Вазелин мало помог.

   Здесь, на мостике, головой тоже нужно работать, не только руками. Позавчера мы стояли вдвоем с Сантьяго, я - на правом весле, Сантьяго на левом. Когда стрелка компаса подходила к критическому румбу, я говорил: "Давай!" - и Сантьяго подключался. И вдруг нас осенило: а что, если держать левое весло не в нейтральной позиции, а в активной, "на поворот"? Оно будет тогда противостоять рысканью лодки заранее.

   Закрепили весло в новом положении - и поняли, что совершили величайшее открытие. Больше мы не имели хлопот. Вахта прошла спокойно.

   Сегодня опять не порулишь в одиночку. Погода испортилась еще с вечера, а ночью, проснувшись, я испытал самый настоящий, банальный страх. Даже в хижине чувствовалось, с какой необычайной скоростью мы летим. Океан ревел, корабль бросало, в дверном просвете появлялись и исчезали огромные пенные гребни... Холодок стал карабкаться по позвоночнику. Но тут я услышал голос Сантьяго, он звал меня на вахту, и бояться уже времени не было, надо было работать.

   Такого шторма я еще не видывал! Не менее семи баллов. Волны высотой с трехэтажный дом шли бесконечной размеренной чередой, когда мы забирались на их гребень, казалось, что разверзается бездна. Сантьяго на этот раз не дал мне правое весло, видимо, решив самоутвердиться, и я два часа простоял наготове, изредка помогая.

Шторм

   Мы неслись как на крыльях; к сожалению, прямой курс держать было невозможно, амплитуда зигзагов достигала сорока градусов, а то, пожалуй, еще две-три такие ночи, и мы пролетели бы половину пути.

   К утру ветер немного стих и океан поуспокоился. Я помылся после вахты и, проходя мимо мостика, заглянул под него - там сейчас почти ничего нет, все оттуда выброшено или перемещено, остался только подвесной моторчик, да ящик со столярным инструментом, да четыре канистры с водой. Мне показалось странным, что канистры разбросаны, я проверил одну - пусто! - другую, третью, четвертую - везде пустота!

   Вот это уже совсем непредвиденное осложнение.

   Начиная с этой страницы, вода все чаще будет упоминаться в моем повествовании. Есть смысл о ней поговорить.

   Помню, как нервничал я в самые первые дни свои в Сафи. Корабль уже в пути, его везут из Каира; в порту Сафи найдена тихая заводь с баржей-понтоном, возле которой "Ра" будет намокать; Ивон, Жорж, Карло свозят понемногу к понтону продовольствие; час отплытия не за горами, а воды нет! Ни капли из полутора тонн, которые решено с собой захватить! А я за них ответственный!

   Мы даже некоторое время не протестовали, когда Абдулла использовал пресную воду для своих ритуальных омовений, хотя это уже было излишней роскошью.

   Вероятно, воспоминания о царившем на "Ра-1" водном изобилии несколько вскружили нам голову: планируя загрузку "Ра-2", мы уменьшили наши питьевые запасы. К чему везти лишний груз? Опыт показывает: два литра в день на человека - вполне достаточно!

   Более того, освобождаясь от излишков продовольствия, мы заодно избавились и от трех кувшинов с водой, от целых трех! И это произошло позавчера, а сейчас я гляжу на пустые канистры, на выбитые пробки и подсчитываю: за сутки потеряно сто восемьдесят литров, это наш двенадцатидневный рацион!

   Трагедии нет, но с сегодняшнего дня переходим на экономный водный режим.

   Настроение тем не менее хорошее, команда у нас отличная, и новички великолепно вписались, особенно Кей, всегда спокойный, очень вежливый - он с утра до вечера трудится, как правило, вместе с Карло. Они души друг в друге не чают, кличут один другого "маэстро".

   Вот Кей вернулся с вахты. Тур спрашивает:

   - Ну как, трудно было?

   - Нет, Тур, не трудно.

   - Но временами трудно?

   - Да, временами очень!

   У Кея сейчас большие заботы. Вчера или позавчера Тур обмолвился, что до сих пор никто не удосужился снять для фильма плавающих вокруг "Ра" акул. Исполнительный Кей принял это замечание близко к сердцу, соорудил себе на мачте площадку и просиживает на ней часами, караулит с камерой наготове. И как нарочно, пока Кей на мачте, акул нет, только он спустится перекусить - пожалуйста, вот они.

   ...А нос нашего корабля продолжает между тем оседать.

   Сегодня 28 мая, двенадцатый день пути. Последние два дня то и дело видишь: прошествовали на носовую палубу то Жорж с Сантьяго, то Сантьяго с Норманом, встали, огляделись, о чем говорят - не слышно, да и так ясно, о чем.

   Тур настроен оптимистически: строители лодки обещали, что "Ра-2" будет плавать не меньше полугода. Однако ведь индейцы не имели представления ни об океанских волнах, ни о количестве груза - не так ли, Тур?

   Он упрямо пожимает плечами. До чего спокоен - прямо зависть берет!

   Что ж, пускай мы люди пугливые, пусть мы паникеры - мы решили, что с носом надо что-то предпринимать, и собрались прежде всего убрать с носовой палубы все лишнее: деревянный настил, клетку (в ней раньше жили куры), которая служит нам столом, и так далее. Я пошел за санкцией к Туру. Тур внимательно выслушал.

   - А как мы будем есть? Я оторопел.

   - Как мы будем есть? - повторил Тур. - Я не хочу держать тарелку на коленях.

   - Главное все-таки доплыть до Барбадоса.

   - Верно, но я не хочу устраивать на корабле свинарник. Свинский образ жизни скажется на моральном духе экипажа.

   - Для меня главное доплыть, - вмешался Жорж, - а уж как я доплыву, неважно - королем или свиньей.

   Тур покосился на меня, не нашел во мне сочувствия и вздохнул:

   - Хорошо. Согласен, что нос надо, по возможности, открыть, пусть подсыхает, да и легче он станет. Действуйте.

   Мы с Жоржем взялись за дело, Тур через полчаса принялся помогать. Мы уже вытащили клетку из пазов и понемногу ее разрушали, но Тур остановил нас:

   - Если оставить только решетку, которая почти ничего не весит, из нее можно соорудить неплохой стол.

   - Что?! Стол?!

Обед на борту "Ра"

   Мы ведь забыли и думать о столе, считали, что стола не будет, что вполне сможем обходиться двумя скамейками и есть в две смены, четыре человека и четыре, нельзя же, чтоб на носу было одновременно много народу, это лишний вес, сегодня он незаметен, а завтра скажется.

   - Повторяю, надо думать и о моральной стороне дела, - сказал Тур, глаза его сузились.

   Я разозлился и ушел.

   У входа в хижину прохлаждался Сантьяго, тоже оппозиционно настроенный. Я подсел к нему, и мы минут десять судачили насчет Тура, его упрямства и воркотни, и сошлись на том, что в этом году все на лодке как-то не так, что-то в нас изменилось.

   Тут я подумал, что прежде всего я сам изменился, разве стал бы я в прошлом плавании чесать язык, пока товарищи работают? Поймав себя на этом, я прервал беседу и ушел в кабину, наводить порядок в своем докторском хозяйстве.

   Тур был мрачен до вечера. Он о чем-то долго разговаривал с Карло, и тот, кажется, подбавил масла в огонь. Обстановка становилась нервозной.

   Ночью, стоя на мостике, я даже испытывал облегчение, несмотря на качку и возню с веслом: наконец-то не нужно дипломатничать и строить круглые фразы на чужом языке.

   По данным Нормана, мы за вчерашний день прошли восемьдесят одну милю, это, видимо, для "Ра" потолок, выжать большую скорость вряд ли удастся.

   Утро было хмурым, хмурым было и настроение. Тур сосредоточен, глаза холодные.

   Завтракали молча. После завтрака капитан попросил не расходиться - будет большая беседа.

   Начал он, как всегда, издалека, с конструктивных особенностей "Ра-1", с достоинств его и недостатков, затем завел речь о корабле нынешнем и вкратце повторил все, что мы и сами знали: катамаранная конструкция, часть папируса обработана с торцов битумом, нос и корма загнуты вверх.

   - "Pa-2" - не плот, а настоящее морское судно, имеющее кривизну по длиннику и поперечнику. Стало быть, качка и заплескивание палубы нормальны и неизбежны. Но из этого отнюдь не следует, что нас зальет по мостик. Я понимаю ваше беспокойство, но помните: "Pa-2" - не "Ра-1"! Неужели вы считаете, что я меньше вас хочу дойти до Барбадоса?

   Он высказывался обстоятельно, по пунктам, и сообщал общеизвестные сведения, но, странное дело, мы слушали с возрастающим вниманием, и напряжение начинало спадать: великая сила - убежденность!

   - Да, нам нужно многое сделать на корабле, - формулировал Тур, - но не совсем в той плоскости, какую вы имеете в виду. Нам нужен порядок. Я не раз говорил об этом еще в прошлом плавании. Грязь и неопрятность нетерпимы. Нетерпима халатность. Нельзя, чтобы на палубе валялись окурки и спички. Нельзя нести вахту, не привязавшись. И нужно более четко распределить обязанности. Думаю, что лучше всего сделать так. Карло отвечает за приготовление пищи, состояние такелажа, за фотодело и киносъемки. Кей - кино, помогает Карло, плотничает. Жорж - подводные дела плюс уборка кухни и уход за животными. Сантьяго - состояние продовольствия и воды, их сохранность. Мадани - загрязненность океана и все фонари на лодке. Юрий - спасательные жилеты, круг, плавучие якоря, ну, и, конечно, здоровье команды. Норман - навигация, радиосвязь. Кроме того, нужно определить порядок дневных вахт. Ночью у нас очередность строгая, а днем получается самотек, мы привыкли думать, что днем опасности меньше, а это не так. Тут я жду ваших советов и предложений. И еще: давайте твердо назначим время завтрака. Безобразие, Карло встает раньше всех, готовит, а потом ждет, пока мы соизволим проснуться.

   Дискутировать было не о чем. Приняли: подъем - в семь утра, завтрак - в восемь. Дневную вахту стоят все без исключения по часу, итого восемь часов, оставшиеся четыре часа светлого времени делят между собой те, кто окажется меньше занят.

   Решили также, что утро будем начинать с "планерки", определять объем предстоящих работ и договариваться, кто кому помогает.

   Тем и кончилось совещание, и расходились мы совсем в ином настроении, чем когда собирались. Как-то полегчало на душе, и твердость Тура не раздражала уже, а радовала, - вероятно, так радуется солдат, получивший четкий и понятный приказ, да еще если он сам в выработке параграфов этого приказа участвовал.

   Норман вышел на связь, говорил с Норвегией и Штатами. И с Ленинградом! Ленинград попросил его дать мне микрофон, но делать этого было нельзя, и вот почему. В прошлом году мы беседовали по радио с кем хотели и сколько хотели, и вдруг Ассоциация радиолюбителей - уже после путешествия - послала Туру сварливый меморандум, в коем экипаж "Ра" обвиняли в нарушении правил любительской радиосвязи. Можно говорить о специальных, профессиональных вещах, о слышимости, о системе аппаратуры, но передавать частные письма, телеграммы, послания запрещено. И Тур и Норман знали это, но надеялись, что к нам будут снисходительны, выкрутимся как-нибудь. Не вышло! И перед вторым отплытием нашему радисту пришлось поломать голову: как быть, ведь любительский канал - единственный доступный нам, и если им практически нельзя пользоваться, рация на "Ра" должна включаться разве только для SOS.

   После некоторого числа просьб, отказов и новых просьб решение было найдено. Норвежский коротковолновик Крис Бокели получил от Ассоциации право принимать от нас любую информацию, но на основе обычных телеграфных пересылок. То есть Крис принимает, регистрирует, отправляет на почту, почта предъявляет счет ему, а он, соответственно, - нам; иначе говоря, за каждое слово нужно платить.

   Итак, день прошел хорошо, после ужина все уселись на завалинку и поболтали о том о сем, а Норман от благодушного настроения даже помузицировал все на той же губной гармонике.

   Следующее утро было столь же благодушным, мы подчеркнуто вовремя, ровно в семь, были на ногах, после завтрака опять же подчеркнуто немногословно обсудили программу и, пожалуй, даже кокетничая немножко своей Отныне-Организованностью, принялись за дела.

   Я мастерил из дерева крюк, на котором должен висеть якорь. Тур сочинял подписи к иллюстрациям для своей книги: он не успел покончить с этим в Сафи, а издатель торопит, вчера Ивон жаловалась по радио.

Стояла чудесная солнечая погода, и мы разрешили Синдбаду погулять

   Организованно потрудились, организованно явились на ленч, после ленча столь же организованно соснули часок. Потом по плану Туру и Жоржу предстояло осмотреть корабль под водой, а мне - на мостик, на вахту. Постоял я, постоял, ветра почти нет, океан гладкий, как пруд, на носу - брызги, хохот, веселье, тут и приказала долго жить вся моя организованность. И не только моя: за мной нырнул Сантьяго, за Сантьяго - Норман, и пошло поголовное купание, включая Синдбада-Морехода, мы о нем тоже не забыли и пустили его поплавать, правда, он этому не очень обрадовался и хотя плавал, естественно, как утка, но выглядел после ванны, как мокрая курица.

   Подсчитали за ужином, какой завтра день, вышло, что завтра - 31 мая, воскресенье, и постановили отдыхать вовсю, благо солнечно и очень тепло, так что и писать об этом дне нечего, минул в безделье и хозяйственных хлопотах - помыться-побриться, одежку постирать.

   А в понедельник ветер стал немного сильнее.

   Если уклониться к югу, он будет еще крепче, и течение там мощное, там центр его, стрежень, а мы пока что идем по краешку.

   Сказано-сделано, изменили курс и правим отныне примерно на 245°.

   "Ра" идет довольно быстро, в среднем пятьдесят три мили в сутки. Но всего за 16 дней мы прошли гораздо меньше, чем застолько же в прошлом году. Очень досадно, но факт: девять дней из шестнадцати были штилевыми.

   Сейчас мы находимся вдали от берега и от оживленных пароходных линий, а до того океан кишел судами. Ночью их было временами даже слишком много, некоторые проходили так близко, что возникала реальная угроза столкновения. Я об этом уже писал: мы вывешивали ходовые огни на мостике и на топе мачты. Кроме того, у нас есть личные электрофонарики с достаточно сильным светом. Когда корабль приближается, мы светим либо ему в рубку, либо бегаем лучом по нашему парусу, как по экрану.

   "Холодный душ", устроенный Туром, был благотворен: мы уже не ахаем и не тщимся измерять, на сколько миллиметров мы притонули от завтрака до обеда. Что ж, мы, безусловно, погружаемся, папирус пропитывается водой, однако на наш век плавучести, видимо, хватит, а "после нас хоть потоп".

   Кое-что мы починили и поправили: подтянули канаты, фиксирующие изгиб носа и кормы, укрепили мостик. Кей усовершенствовал леера, Карло подремонтировал расшатавшиеся уключины.

   Карло мрачен последние дни, гложет его что-то.

   Вчера или позавчера, увидев меня с фотоаппаратом, он поинтересовался, для кого я снимаю. Я ответил: "Для себя и для Тура, а что?" Он сердито отошел и долго-долго говорил с Туром по-итальянски. Его, как выяснилось, волновало, что все члены экипажа фотографируют для себя, а он - для экспедиции. Но неужели он, профессионал, боится, что я, неумеха-дилетант, могу с ним конкурировать?

   Сегодня он поссорился с Сантьяго, ушел на мостик стоять вахту, и готовил за него Жорж.

   Иногда я думаю: в случае если бы в состав экспедиции мог быть включен или Жорж, или Карло, кого бы я, будь моя воля, взял с собой?

   Карло Маури - великолепный парень, и Жорж - великолепный парень. Карло трудолюбив необычайно, работает, без сомнения, больше всех на "Pa" - Жорж особенно хорош там, где можно показать себя и совершить чудеса героизма, но от будничных обязанностей не прочь отвертеться. Карло всегда гордо отклоняет помощь - Жорж радостно ее принимает. Карло ревнует к чужой занятости, он словно боится, что сосед наработает на мизинец больше, - Жорж счастлив, если ему покажется, что он соседа перехитрил.

   Карло - серьезный труженик, Жорж - развеселый балагур. Но кого из двоих я все же взял бы на "Ра"?

   Не знаю. Трудный выбор, и хорошо, что мне не придется его делать. Я люблю Карло Маури за то, что он такой крепкий человек, и люблю Жоржа Сориала за то, что он такой беспечный и неорганизованный человек. Для экспедиции, мне кажется, равно нужен и Карло с его непримиримостью, с его цельным и надежным характером, и Жорж, который может развлечь в любой момент, поможет шуткой и сгладит острые углы, а желающему всегда предоставит богатую почву для нравоучений и критики - есть на ком отвести душу.

   Пишу это, а мимо проходит Карло, опять на корму, к своим драгоценным веревкам. Заглянул в мою тетрадку:

   - Строчишь? Ну-ну, давай.

   - А что?

   - А вот я не могу.

   - Почему?

   - Не та обстановка, слишком трудно, опасно, много работы...

   Работу он порой себе придумывает не совсем удачно. Поднял ящики в хижине, вытащил из-под них кувшины, канистры и прочее и ничем пустое место не заполнил. А это плохо, ведь накати волна - и корабль в момент примет несколько тонн воды, которая, безусловно, тут же уйдет, но пока вода будет уходить, "Ра" успеет чуть-чуть погрузиться; я сказал об этом, а Карло опять рассердился.

   Какая муха его кусает?

   Идем хорошо, курс держим безупречно, по прямой линии к Барбадосу. Кстати, еще не решено, куда попадем, какой пункт будет конечным; я бы предпочел как раз не Барбадос, а Тринидад, но посмотрим, пока что и то, и другое для нас - шкура неубитого медведя. Однако, как бы то ни было, сегодня - 5 июня 1970 года, двадцать дней мы в океане - и хоть бы что.

   Нет, не хоть бы что. Прошлой ночью Тур был разбужен странными звуками, кто-то во сне дико кричал, - "вопль ужаса", выразился Тур.

   Что-то происходит - не с кораблем, не с маршрутом, - с нами...