РАССКАЗ ОККУПИРОВАННОГО

   История, которую я сейчас расскажу, принадлежит, может быть, к числу самых крутых самых сногсшибательных сюжетов в моей книжке. Но, с моей точки зрения, ее почти криминально-авантюрный антураж - не самое главное в ней. Много важнее содержательные характеристики - поразительная по сути, внеземная информационная (!) наполненность этого дикого происшествия.

   Его участник доложил мне о случившемся лично. Он настаивал на том, что все это не привиделось ему, а произошло на самом деле. Я встречался с ним несколько раз, снова и снова уточнял разнообразные нюансы контактного события, вплоть до мельчайших. В результате выстроилась достаточно стройная картина "встречи с чуждым", расписанная в моем блокноте буквально по минутам и, скажу даже так, по шагам, по всем произнесенным в ее ходе фразам, по мельчайшим телодвижениям всех участников контакта.

   Информатор дал разрешение на публикацию его отчета при условии, что не будут названы его имя и фамилия, а также время и место действия.

   Отчет был литературно обработан мною, переписан в жанре документальной прозы. Герой моего документального рассказа внимательно прочитал сочинение в рукописи, внес нужные, с его позиции, поправки и уточнения, а затем дал добро на публикацию.

   Рассказ необычайно интересен по своей стержневой установке, ухо в ухо совпадающей с основной отличительной приметой "само доноса полтергейста". Помните? В том его монологе - а им завершалась вторая часть книги - информация о сути феномена полтергейста поступала непосредственно из уст самого полтергейста, или незримого демона. А здесь, как вы сейчас убедитесь, сведения о самом себе, пускай туманные и обрывочные, сообщает как бы ненароком, как бы случайно проговариваясь, некий неведомо чей агент. Чисто условно назовем его инопланетянином. Кто он такой на самом деле, откуда он? Сие покрыто для нас с вами мраком неизвестности.

   Дабы читатель, едва приступив к ознакомлению с рассказом, не терялся в догадках о сути происходящего, скажу - повествование ведется от лица "инопланетянина". Этот предприимчивый деятель оккупировал на короткий срок тело мужчины, моего информатора. А когда в конце концов вышел из него, то по непонятным соображениям не замел за собою следы. Воспоминания о тех "следах" сохранились в сознании информатора в полном объеме.

   Вот они:

   - Двор был полутемный, запущенный, в нем резко пахло кошками. Дыра дырой, одним словом. Как раз то, что надо.

   Я так думаю - если бы кому-нибудь пришло на ум устроить на нас облаву, пустить по нашим следам свору инспекторов с местной милицейской псарни, то лучшего капкана, чем сей двор, нельзя было и придумать. Но в этом мире никто на нас зуб не точил и гнаться за нами не собирался. А все потому, что никто тут даже не подозревал о нашем присутствии.

   Никто. Категорически.

   - Славное местечко, - сказал мой шеф, озираясь по сторонам.

   - Лучше не придумаешь, - согласился я, тоже озираясь.

   Слева двор огораживала стена пивоваренного завода без единого окошка в ней, вся в белесых подтеках по кирпичной кладке, побуревшей от времени. Справа тоже тянулась стена, и тоже она была неоштукатуренная, глухая, без окон. Кинотеатр, вид сбоку.

   Между стенами - там, где они смыкались - зияла мрачным оскалом подворотня с низким кирпичным сводом. В ней пристроились рядком три мусорных бака с откинутыми крышками.

   Напротив подворотни, в другом конце двора, узкого, похожего на гигантскую траншею с высоченными, уходящими в небо стенами, маячила короткая перемычка - забор. Он был добрых три метра высотою, сколоченный из крепких не крашенных сосновых досок. В том месте, где забор примыкал к стене пивоваренного завода, в нем виднелась одностворчатая, тоже из не крашенных досок, дверца. "Служебный вход" - было начертано на ней.

   Куда он вел, в какие пивоваренные службы, нас не волновало.

   Двор был интересен для нас другим. Он был пустым, девственно чистым от любых местных соглядатаев.

   - Они уже выехали, - сообщил шеф. Потом, пожевав губами, добавил: - Начинаю отсчет времени.

   Коренастый и грузный, широкоплечий, в отлично выглаженном костюме мышиного цвета, шеф стоял, скрестив руки на груди своего временного тела и вперившись отрешенным взглядом в забор. По его круглому, в мелких рыжих веснушках лицу блуждала рассеянная улыбка.

   Со стороны поглядеть - ничего особенного вроде бы. Стоит человек, с пятки на носок раздумчиво покачиваясь. Надо так понимать - то ли замечтался, то ли в свои мысли по макушку ушел. Стоит и этим мыслям, кто их ведает каким, улыбается.

   Но я-то знал, чего стоила шефу его улыбка.

   Да он был сейчас весь как струна натянут! Работал как вол.

   Для начала ему пришлось войти в плотный телепатический контакт с городской телефонной сетью и симулировать прохождение сигнала на ближайшую станцию "скорой помощи". А когда там сняли трубку, внушить поднявшему ее, что в нее сиплым, с легкой хрипотцой голосом кудахчет безымянная всполошенная бабуля. Ну, а бубнит она о дорожном происшествии, об автокатастрофе, случившейся прямо у нее на глазах. Есть жертвы, рыдает бабуля в телефонную мембрану, помогите, люди добрые. Автокатастрофа случилась там-то, на таком-то перекрестке.

   Затем шефу надо было отрабатывать назад - симулировать отключение от телефонной сети. И тут же входить тихой сапой в одностороннюю психическую связь с экипажем "скорой помощи", выехавшим по вызову. А потом на почти паутинном психокасании, дабы никто из членов экипажа ничего не учуял, сопровождать экипаж на всем пути его следования. Направлять и вести его, внушая водителю, где какой поворот делать и куда дальше ехать до определенного, заранее выбранного нами места, чтобы в урочное мгновение передать с рук на руки мне.

   Такие, стало быть, пироги.

   Надо быть профессионалом, настоящим большим, вроде моего шефа, профессионалом, чтобы вот так, как он, работая, еще и рассеянно улыбаться при этом.

   - Приготовься, - проронил вдруг шеф. Потом скомандовал: - Пошел!

   И я пошел.

   Сорок шесть заранее отмеренных шагов, двадцать три секунды оставалось до начала операции.

   Я был сию минуту един в двух лицах. Я был я и немножко не я в то же время. Чувство двойственности, конечно, слегка давило на психику, однако не мешало мне уверенно мерить шагами землю. Тело аборигена, которое я временно оккупировал, послушно исполняло все мои команды. А его душонка, намертво сплетенная сейчас с моей, тихо подвывала от ужаса, осознавая свою полную беспомощность перед моей оккупационной мощью.

   Я еще из подворотни не вышел, а уже услышал характерный этот, надрывный вой - истошный вопль сирены "скорой помощи", с каждым мгновением приближавшейся.

   "Волга" катила с хорошей скоростью, километров девяносто в час, когда наши пути пересеклись. Тихая окраинная улочка была прямой как стрела и почти совершенно безлюдной. Я зыркнул глазами по сторонам и приметил на ней лишь трех прохожих. Какая-та женщина вела за руку малолетнюю девочку. Да в дальнем конце улицы маячила, медленно приближаясь, еще одна женская фигура. Судя по облику и походке, это была дама почтенного пенсионного возраста.

   Я сошел с тротуара и, выйдя на проезжую часть, поднял в небрежном жесте руку.

   Автомобиль понесло юзом, задними колесами на тротуар, и покрышки протестующе завизжали. "Волга" замерла в шаге от меня, покачиваясь на растревоженных рессорах, как лодка.

   - Жить надоело?! - заорал водитель, распахивая дверцу, здоровенный такой амбал в кожаной куртке.

   И заткнулся. И взгляд у него, как следовало ожидать, стал пустым, стеклянным.

   - Сюда заезжайте. Сюда, - приветливо сказал я, обращаясь к амбалу, и указал рукой на подворотню. - Мы давно ждем вас.

   Женщина, ведшая за руку девочку, оказалась в этот момент метрах в десяти от места, на котором я стоял. Наши взгляды встретились. Женщина почти тотчас же отвернула голову в сторону и нахмурилась, потому что я широко улыбнулся и подмигнул ей.

   А амбал в кожаной куртке ни слова не говоря захлопнул дверцу кареты "Скорой помощи", подергал за рукоять переключения скоростей, и "Волга", тихо урча, медленно стронулась с места. Я вошел в подворотню. Машина покатилась следом за мной как привязанная.

   Она замерла посередине пустынного двора.

   Я подождал, пока амбал, а следом за ним оба его спутника в белоснежных халатах молча, выражаясь по-местному, под глубоким гипнозом... Потом я взял амбала за локоток и легонько подтолкнул к забору...

   Халат, снятый с того из медиков, который был повыше ростом и в очках, пришелся мне почти впору. Я стянул его с эскулапа, как с манекена. Очкарик замер у забора, подле дощатой дверки с надписью на ней "Служебный вход", будто замороженный. Плечом к плечу с ним и тоже руки по швам торчал амбал. Почти уткнулся багровой мордой своей в частокол не крашенных досок. Чуть в сторонке стоял другой член экипажа "Скорой помощи", этакий коротышка с бородкой клинышком. Перед ним валялся на земле стандартный медицинский саквояж, с каким обычно выезжают местные врачи по срочным вызовам.

   - Чемоданчик прихвати, - сказал мой шеф и направился к автомобилю, застегивая на ходу пуговицы на белом халате, мгновением ранее снятом им с коротышки и накинутом на собственные плечи.

   На снимке, в оригинале цветном. "летающая тарелка" имеет темно-коричневую окраску.

   Ума не приложу, зачем ему мог понадобиться докторский саквояж. Но по опыту я знал, что возражать шефу, когда тот идет на задание, - дело гиблое. Так что спорить я не стал. Подхватил с земли саквояж и двинулся следом.

   Шеф расположился на заднем сиденьи "Волги". Я же сел за руль и швырнул чемоданчик на правое переднее сидение, себе под бок. Мотор решил не капризничать, ему удалось завестись сразу же, и машина выехала из подворотни.

   Она понеслась, набирая скорость, по улице.

   Сирена над нашими головами заунывно, прерывисто выла, мотор жужжал ровно, точно трудолюбивая пчела.

   "Волга" мчалась почти по осевой линии. Прохожие, редкие в дневной трудовой час в этой окраинной части города, в его крупноблочном пригороде, "спальном мешке" для многих служивых горожан, провожали нас взглядами, в которых было, само собой, все что угодно кроме удивления. По улице летела, точно на крыльях, карета "скорой помощи", в ней сидели люди в белых халатах - чему же тут удивляться?

   Короче говоря, все шло своим чередом, как и должно было идти. То есть согласно ранее намеченному плану.

   Настроение у меня было отличное. Погода в этом мире стояла великолепная. Упоение, а не погода. Здесь был май. На небе, до рези в глазах, до комка в горле ослепительно-синем, не виднелось ни облачка.

   Я опустил боковое стекло и с наслаждением выставил левый локоть наружу - в весну, в май, в бодрящую струю тугого ветерка, который тут же нагнал в рукав пиджака пригоршню мурашек. В ту же секунду мне мельком вспомнилось, ради чего мы сюда прибыли и какое специфическое дельце нам предстоит провернуть здесь. Мимолетное воспоминание заставило меня поскучнеть.

   Я тронул пальцами зеркальце заднего вида, повернул его так, чтобы видеть в нем лицо моего шефа. Потом произнес:

   - Что ты думаешь насчет подноготной нашего задания? Ну, насчет всей этой утомительно долгой, подготовительной процедуры, предшествовавшей ему... А вдруг в ходе подготовки снова была допущена ошибка?

   Шеф промолчал в ответ.

   - Вдруг опять ложный сигнал? - настаивал я на своем. - Как в конце прошлого века по местному летоисчислению. На другом континенте, забыл, как он называется. Помнишь ту историю?

   - Помню, - молвил негромко шеф. - Разве забудешь такое? Между прочим, континент называется Северная Америка.

   - Вот именно. Америка. У тебя - хорошая память. Завидую... Почти весь континент обшарили мы тогда на наших дирижаблях, скроенных на скорую руку. Сколько суеты-то было! Сколько попутной бутафории, дабы заморочить головы аборигенам! А все впустую.

   - Да. Впустую.

   - Ну, вот я и говорю, а вдруг опять ошибка?

   - Не думаю, что это так.

   - Ну, а все-таки? А вдруг? Мой напарник, лицо которого маячило в зеркальце, криво усмехнулся.

   - Надо смотреть правде в глаза, - отчеканил он. - Факты говорят о другом.

   - Факты?

   - Факты.

   - Говорят?

   - Говорят.

   - Какие там еще факты к чертовой матери, - проговорил с досадой я, слегка повышая голос. - Нам ведь ничего толком не известно! Неясные и, скорее всего, вздорные слухи. Пустые сплетни. Глухие намеки. Сплошной туман, одним словом.

   - Не сплетни, а обычная, как всегда, маловразумительная информация, - уточнил шеф со свойственной ему педантичностью. - Ты ведь сам не хуже меня знаешь, что более подробные отчеты невозможно получить от незнаек.

   - Да. Знаю, - уныло кивнул я, сбавляя тон. Незнайками прозывали у нас многотысячный контингент наших сотрудников в этом мире, даже не подозревавших о том, что мы пасем их. Незнайки не вербовались в открытую. Никто из нас никогда не запрашивал их согласия на сотрудничество. Этого еще не хватало! Себя не обнаруживая, мы просто подключались к их психополям. Они были нашими глазами, ушами здесь, в этой реальности, по которой мы с шефом мчались сейчас на карете "скорой помощи".

   - Ох, уж эти мне незнайки, - вздохнул я.

   - Голос мой был по-прежнему уныл.

   - Что поделаешь, - равнодушным тоном возвестил шеф. - Приходится работать с тем контингентом, какой имеется в наличии... Эй, не пропусти перекресток. По-моему, надо сворачивать именно здесь.

   "Волга" плавно вошла в поворот.

   Далее мы ехали в мертвом молчании. Говорить было больше не о чем. Все и так было ясно. Впереди нас ожидало задание, которое заранее виделось очень непростым, но которое мы обязаны были выполнить.

   Спустя несколько минут машина свернула с улицы во двор, неприятно поразившей меня своим почти казарменным видом. Девятиэтажные крупноблочные коробки, тоскливо похожие друг на друга, стояли в каре вокруг невеликой пустоши, покрытой сухой, в трещинах, асфальтовой коркой. Ни травинки, ни деревца. И ни души вокруг.

   Единственным украшением пустоши оказалась длинная, деревянная лавка с отломанной спинкой. Запыленная, не насиженная, она притулилась к стене одного из домов, похожая на покинутую командой, разбитую шлюпку, на абсурдистский кораблик, дрейфующий по безводной каменистой пустыне.

   Шеф, сидевший сзади, наклонился вперед, когда "Волга" остановилась. Решительным жестом он подхватил с переднего сиденья автомашины медицинский саквояж. Скрипнула открываемая дверца. Шеф вылез из машины и направился к подъезду, возле которого стояла лавка.

   - Приготовься к выходу из местного тела, - приказал он, не оборачиваясь, взявшись за ручку двери, ведущей в подъезд.

   - А не рано ли? - полюбопытствовал я, тоже выбираясь из "Волги" и шествуя следом за ним.

   - Вот что, дружок. Давай не будем тянуть, - отрезал мой напарник. В его голосе звучала по-прежнему жесткая командная интонация. - Я пойду в телесном виде на контакт с этим местным, очень опасным типом - вот в этом самом моем временном теле.

   И шеф похлопал себя ладонью по бедру.

   - Я произведу отвлекающий маневр, - пояснил он. - А ты чуть погодя попробуешь войти в застранца сверху и оккупировать его вонючие мозги... Не знаю, удастся ли тебе с ходу сделать это, - добавил шеф с сомнением в голосе.

   - Хорошо, - сказал я. - Так и поступим. Ибо тебе видней.

   - Ну, разумеется, - буркнул шеф.

   Лифт в доме не работал. Клейкой лентой к его двери была пришпилена табличка "Ремонт". Пришлось воспользоваться лестницей.

   В подъезде аппетитно пахло жареной картошкой.

   Чем выше мы поднимались по лестнице, тем сильнее становился запах. Где-то этажом или двумя выше, надо думать, собирались обедать.

   Мы поднялись на площадку четвертого этажа, и запах жареной картошки стал совершенно нестерпимым. Я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.

   - Кошмарная вонь, - молвил я с чувством, прикрывая нос ладонью.

   - М-да, у местной пищи - специфический аромат. Особенно, когда ее готовят к употреблению, - обронил мой напарник с коротким смешком. - Ладно. Не отвлекайся на пустяки. Мы уже пришли. Вон берлога нашего клиента.

   - Точно. Квартира номер тринадцать, - констатировал я, разглядывая номерок на одной из дверей, выходивших на лестничную площадку.

   - Ты готов? - сухо осведомился шеф.

   - Э-э... К чему?

   - К выходу из тела.

   - Не совсем. Погоди. Сильно мешает этот тошнотворный запах. Сейчас буду готов... Дай сосредоточиться... Все. Можем начинать.

   - Ну, так начали!