Шел 1968 год - разгар волнений и насилия во всем мире. Покидая Мехико, мы слушали радио, которое передавало репортажи о беспорядках в Тлалтелолко, во время которых погибло около четырехсот студентов. Мои мысли вновь и вновь обращались не только к несправедливости, царящей в этом мире, но и к общераспространенному искаженному взгляду на не западный, "третий" мир. Это беспокойство повлияло и на мое преподавание истории искусств в Калифорнийском университете Дэвиса, и в результате я принял участие в первых попытках создания колледжа Коренной Американской Культуры - Университета Деганавида-Кетцалькоатля.

   В ходе этой деятельности я познакомился с двумя необычными коренными американцами - Тони Ширером и Солнечным Медведем. Тони был страстно увлечен пророчествами Кетцалькоатля и Священным Календарем, о которых он написал прекрасную книгу под названием "Повелитель зари".

   Его вторая книга "Под Луной, под Солнцем" также рассказывает о Священном Календаре; в ней приведен тот образ, который я называю Конфигурацией Бинарного Триплета, - магическая фигура из 52 ячеек, вписанная в 260-клеточную матрицу Священного Календаря. Именно Тони вдохновил меня на исследования Священного Календаря, Цолькина. Кроме того, Тони объяснил мне значение даты "1987 год", упоминаемой в пророчествах о возвращении Кетцалькоатля.

   Усилия Солнечного Медведя, направленные на образование Медвежьего Клана, и его искренние призывы о возвращении к земле и естественному образу жизни одухотворяли меня, когда я участвовал в организации Первого Всемирного Фестиваля в Дэвисе. Это было в 1970 году, в День Земли, когда зародилось движение защиты окружающей среды. Подобные заботы продолжались и позже, когда я преподавал в Государственном колледже Эвергрин. Зимой 1972 я познакомился со сказителем Томасом Баньякой, рассказывающем легенды-пророчества племени хопи. Я навсегда запомнил слова Томаса: "Только сильному духом суждено пережить закат Четвертого Мира и наступление Пятого". Насколько я понял, эта смена миров должна была наступить около 1987 года - в то же время, о котором говорил Тони.

   Изучение майянской и древнемексиканской философии в огромной мере повлияло на мою книгу"Преображающее видение" (1975). В критике западной цивилизации, основанной на сравнении функций правого и левого полушарий мозга, я активно использовал Великий Цикл Майя - период продолжительностью в 5125 лет, который начался в 3113 году до н. э. и закончится в 2012 году н. э., а также индусские представления о четырех эпохах - югах - и концепцию Йитса о конусах и тинктурах. Эти принципы стали основой анализа современной "тирании левого полушария мозга". Впрочем, все усилия, вложенные в создание "Преображающего видения", были разрушены единственной статьей в известном художественном журнале - ничуть не удивительно, ведь я оказался настолько дерзок, что решился оценивать эпоху Возрождения и всю современную западную цивилизацию сточки зрения космологии столь "чуждых" культур, как Древняя Индия и Майя.

   Летом 1974 года, когда я вел курс культуры коренных американцев и искусства доколумбовой Америки, я завершил работу над крупным изобржением Священного Календаря, в котором использовал систему обозначений Майя. Эта версия Священного Календаря поразила меня ритмичностью двадцатикратного повторения символов чисел от единицы до тринадцати. Именно тогда у меня впервые зародилось подозрение, что этот календарь может оказаться чем-то большим, чем просто календарь. Что если это какой-то код?

   В середине семидесятых годов я жил в Беркли и участвовал в краткосрочном образовательном проекте под названием "Фонд Шамбала-Толлан". Шамбалой называется мифическое и мистическое царство в Центральной Азии, которое играет огромную роль в учениях, знаниях и пророчествах тибетского буддизма. Толлан (Тулан) является мифическим городом, источником возникновения и мудрости Майя и древних мексиканцев. В моих интуитивных представлениях между этими двумя легендарными областями существовала некая неявная связь, не столько на физическом плане, сколько на уровне эфирного тела планеты.* *(Автор называет "эфирными" образования "тонких", "нефизических" планов, к которым относятся, в частости, ментальный, астральный и собственно эфирный план индоевропейской эзотерической традиции. - Прим. перев.). Существовала ли в древние времена согласованность, синхронизация функций и традиций Шамбалы и Толлана? Связаны ли между собой пророчества о возвращении "воителей Шамбалы" и Кетцалькоатля?

   Мои представления о Фонде Шамбала-Толлан намного превосходили его практические возможности, но благодаря ему я открыл для себя учения тибетского буддизма, которые стали одной из основ моего мышления. Погрузившись в интенсивные медитативные практики, которые преподал мне учитель, Чогьям Трунгпа Ринпоче, я обнаружил в учении Ваджраяны бескрайние просторы и благодатную почву для продолжения изучения Майя. В частности, наиболее полезным для дальнейшего исследования календаря Майя, его источников и, в особенности, его философских, научных основ оказалось учение о чистом разуме. Подобно буддийской (и индуистской) космологии, учение Майя описывает Вселенную в категориях бесконечных циклов времени и бытия - майянцы даже более точны в вычислении продолжительности этих циклов. Так или иначе, но размышления об огромных и всеохватывающих циклах приводят к неизбежному выводу о том, что мы не одиноки, что в бесконечных пространствах существует бесчисленное множество других миров, многие из которых более развиты, чем наш. И если мы хотим достичь больших знаний и связаться с иными мирами, то существует ли иной способ, кроме развития разума, очищения и расширения сознания?

   В середине семидесятых годов появились еще две книги, которые повлияли на мои представления о космологии и календаре Майя - "Время и реальность в традиции Майя" мексиканского философа Мигеля Леон-Портильи и "Таинственная Мексика" Фрэнка Уотерса. Симпатизирующий поэтичности воображения Майя и значительно расширяющий сравнение философии майянцев с китайским даосизмом Леон-Портилья все же не смог проникнуть в реальную науку, скрытую за календарем и майянской "одержимостью временем". Несомненным достоинством работы Фрэнка Уотерса является попытка представления пророческих традиций Майя и древних мексиканцев в достаточно современном контексте. В частности, он уделил серьезное внимание моменту окончания Великого Цикла, который он определил как 24 декабря 2011 года и связал с основным смещением планетарного сознания, "грядущей Шестой Эрой Сознания".

   В 1976 я вновь отправился в Мексику. На этот раз мне наконец-то удалось ступить на земли майянцев и посетить древний город Паленке* *("Ограда, изгородь" (исп.). - Прим, перев.). [Palenque]. Когда мы всей семьей добрались до Паленке, с неба на нас обрушился тропический ливень. Взобравшись на девятиуровневую Пирамиду Надписей, мы укрылись в храме на ее вершине. Из окон храма мы увидели двойную радугу, которая казалось, исходит из Храма Ветров расположенного неподалеку от пирамиды.

   Ощущение магии Паленке несомненно, даже если над ним не сияет двойная радуга. В 1947 году здесь была найдена гробница вождя Пакаль Вотана [Расаl Votan] - единственная мексиканская гробница в пирамиде в стиле Древнего Египта. В Паленке нет ничего негармоничного. Барельефные изображения Креста с Листьями и Креста Солнца просто несравненны, как и крышка саркофага Пакаль Вотана. Но больше всего меня поразили остатки фресок Храма Ветров. Мне доводилось видеть их репродукции и раньше, и они наполняли каналы моего разума, когда десятилетие назад я приступал к рисованию "Врат Восприятия".

   Пирамида-гробница Пакаль Вотана, погребальный зал которой украшен символикой Девяти Владык Ночи, или Девяти Властелинов Времени, придает таинственности Паленке особую силу. Повсюду здесь царит запустение и ощущение человеческого молчания. И в то же время город омывают симфонические звуки джунглей, волны экстатических крещендо насекомых. В Паленке наиболее остро возникают типичные вопросы, связанные со всеми городами классических Майя, брошенными на пике своего развития:

   Почему Паленке был оставлен? Куда ушли жрецы, астрономы и ремесленники? Какие знания унесли они с собой и почему?

   Не более чем в сотне миль от Паленке, высоко в Сьерре, в горах Чьяпас, у самой границы с Гватемалой расположен город Сан-Кристобаль. Раньше он был довольно крупным колониальным центром, но ныне кажется заброшенным и изолированным. И все-таки на улицах города можно случайно встретить лакандонов [Lacandons], прямых потомков Майя. Одетые в простые белые туники, с длинными черными волосами, спускающимися ниже колен, лакандоны смогли сохранить свои традиции, остаться независимым народом, и они до сих пор придерживаются оседлого и скромного образа жизни в глубине джунглей, продолжая вести древний календарь и богатую духовную жизнь. Никогда не раскрывая своих тайн, они приходят в Сан-Кристобаль за необходимыми товарами, а затем возвращаются в свои скрытые поселения.

   Встреча с ними поразила меня. Какую роль в великой драме жизни играют современные лакандоны, потомки древних астрономов? Заключается ли она лишь в том, чтобы сохранять особое видение мира и колорит аборигенов, без которых мир развалился бы на части еще раньше, чем можно предположить? Что происходит в глубинах душ туземцев, какие процессы, невидимые и неведомые нам, позволяют им поддерживать тесную связь с Землей?

   В одно воскресенье мы наняли в Сан-Кристобале такси и отправились в окрестную деревушку. В старой церкви, которая лишь выглядела как обычная церковь, индейцы отправляли свои обряды. Воздух был насыщен острым и удушливым ароматом смол. Голоса поющих то сливались в непривычной для слуха гармонии, то превращались в раздробленную какофонию, Снаружи хефе [jefes] - местные вожди - передавали друг другу жезл с серебряным наконечником и разрешали вопросы, задаваемые племенем. Наблюдая за этим, я гадал, кто говорит устами этих людей? Или же смысл заключается именно в том, что они говорят от Земли и для Земли?

   Кажущуюся пропасть между современными Майя и строителями древних городов нельзя оценивать по нашим критериям материального прогресса. Размышляя об этом, я вспомнил легенду племени хопи о Палат-Квапи [Palat-Kwapi] - Загадочном Красном Городе Юга. Это сказание, связанное с периодом миграции в жаркие южные области, повествует о сооружении четырехъярусного храма в Палат-Квапи, целью которого было исключительно накопление и укрепление системы знаний. Завершив здание, строители должны были покинуть город, оставив после себя памятник знаниям. Однако жители забыли об этом указании, и город начал угасать, но соперничество кланов пробудило его к жизни. Вспомнив о своей миссии, люди наконец-то ушли из Палат-Квапи, Загадочного Красного Города Юга.

   Эта легенда поразительно подходит к Майя. Их предназначение заключалось в том, чтобы закодировать и сохранить свои знания, запечатлеть свою науку в камнях и надписях, а затем - уйти. Цивилизация в той форме, в какой мы ее знаем - фабрика, производящая орудия уничтожения с небольшим цехом по выпуску средств повышенного комфорта, - неспособна принять предназначение и систему знаний Майя. Кроме того, существует еще одно соображение: поскольку система знаний и наука Майя была столь тесно связана с циклами времени, восприятием времени как творца качеств и условий космических, или галактических, периодов, то майянцы вполне могли предвидеть эпоху сгущения тьмы на горизонте и именно поэтому знали, когда им следует уйти. Оценивая состояние современного мира, можно ли сказать, что Майя ошибались?

   Так рассуждал я в конце 70-х годов, перед тем как погрузиться в свой собственный ад, во мрак кризиса личности и алкогольной депрессии. Когда в 1981 году я выкарабкался из этого замкнутого круга и огляделся вокруг, оказалось, что глобальный кризис шестидесятых превратился в ряд локальных очагов болезни, которые стали привычными, само собой разумеющимися явлениями. Мои исследования привели меня к позиции синтеза, представления о Земле как о едином организме. И мои внутренние ощущения подсказывали мне, что яростный напор современной цивилизации довел нас до последней черты, и дальнейшими путями человечества могут стать либо спасительное божественное провидение, либо полное уничтожение. Открывшаяся ситуация означала для меня скачок в ту область территории разума, которая давно рассматривается традиционными культурными стандартами как сумеречная зона, или табу.

   Впервые за последние десять лет я вернулся к визуальной форме выражения как к основному каналу восприятия того, что мне хотелось познать. Создав несколько коллажей и рисунков тушью на больших листах из золота или серебра - серию "Планетарное Искусство", - я почувствовал, что перешел к новой стадии, к фазе возрастающего созвучия с Землей. Наступило время серьезного отношения к понятию планетарного разума, или планетарного сознания. Научные исследования в области истории искусств и мои личные изыскания привели меня к глубокому убеждению не только в том, что Земля является живым организмом, но и в том, что как все целое определяет свои части, так и принципы существования всей планеты несут в себе информацию обо всех аспектах ее эволюции, включая тот процесс, который мы называем цивилизацией. Полнота взаимодействия между единой жизнью Земли и откликами отдельных личностей и групп на проявления этой жизни определяют "планетарное искусство". В рамках этого грандиозного процесса я неясно различал Майянцев как навигаторов, составителей карт галактической синхронизации. С другой стороны, египтяне, жившие за три тысячелетия до Майя и воздвигшие Великую Пирамиду, отвечали за якорную стоянку и правильный курс корабля Земли в океане галактической жизни.

   Размышления и восприятие в рамках этого расширенного пути привели меня к ряду поразительных открытий, встреч и кажущихся совпадений. Осенью 1981 года, вскоре после моего знакомства и романа с Ллойдин Бэррис, танцовщицей и мечтательницей, я написал "научно-фантастический" очерк под названием "Хроники планеты искусств- вступление в Пятое Кольцо". Действие этого рассказа о "планетарном искусстве" разворачивается в будущем и описывается с точки зрения звездной системы Арктура. Основной целью этого неопубликованного рассказа было настоятельное стремление выработать создание, наблюдающее за событиями на нашей планете со стороны и способное увидеть взаимосвязь между беспорядочным содержанием ежедневных газет и ядерным терроризмом. Впоследствии я осознал, что попытка взгляда с такой отдаленной перспективы сыграла чрезвычайно существенную роль в углублении моего понимания загадки Майя. Что если система Майя представляет собой кодовую матрицу, согласованную с развивающейся в Галактике базой знаний и адаптирующую ее к особенностям нашей планеты?

   Такое направление мыслей неотвратимо привело меня к работе о теории кодовых матриц - к книге "Земля Восходящая". Я начинал писать ее как труд о геомантии "гадании по Земле", и основой содержания книги было удивительное "совпадение", обнаруженное или, во всяком случае, развитое как научно-философская теория Мартином Шонбергером - тождественное соответствие 64 гексаграмм Ицзина и 64 кодонов, ключевых блоков ДНК, генетического кода. Одновременно я совершил свое собственное открытие, обнаружив, что каждый вертикальный и горизонтальный ряд "волшебной шахматной доски Бенджамина Франклина" дает в сумме число 260 - и это повергло меня в размышления о связи матрицы Священного Календаря Майя, Цолькина, состоящего из 260 ячеек, и Ицзина. Результатом явилось неожиданное множество "карт", рисунков различных матриц, приведенных в "Земле Восходящей", а ключевой фигурой, связующей их, стала "конфигурация бинарного триплета", на которой основан Священный Календарь Майя.

   Я полностью отдаю себе отчет в том, что карты "Земли Восходящей" выглядят как надписи на неведомом языке. Это совсем не удивительно, ибо я сам в полной мере постиг смысл этих карт лишь после опубликования этой книги в 1984 году. Очень медленно я осознал, что эти карты, подобно самой системе знаний Майя, возникли очень далеко от нашей планеты. До начала восьмидесятых меня никогда всерьез не занимала природа НЛО и внеземного разума. Но столкнувшись с явлением "контакта" и передачи информации в процессе создания "Земли Восходящей", я пришел к новому уровню представлений о возможном. Не стал ли научно-фантастический рассказ о наблюдении с Арктура, предшествовавший "Земле Восходящей", ключом как к происхождению материала последней книги, так и к разрешению загадки Майя?. Если так, то становится очевидным, что передача информации из различных точек Галактики не зависит от параметров пространства и времени, но подчиняется лишь принципу резонансной диффузии.

   Мои размышления о жизни и разуме других миров были значительно обогащены в конце 1983 года, когда я познакомился с Полом Шеем из Стэнфордского научно-исследовательского института и Ричардом Хоуглэндом, автором научно-популярных книг, который ранее работал в НАСА. Хоуглэнд участвовал в проекте полета "Викинга" к Марсу за пробами грунта, который проводился в 1976 году. Он был одним из тех, кого не удовлетворила позиция НАСА по отношению к определенным явлениям, обнаруженным этой станцией на Марсе, наиболее примечательным из которых стало огромное "лицо", высеченное на вершине столовой горы. Разглядывая обработанные компьютером фотографии; с которыми работал Хоуглэнд, я испытал сильнейшее потрясение. Во мне всколыхнулось нечто вроде воспоминаний, хотя это ощущение было намного шире, глубже и навязчивее, чем обычная память. Первоначальное впечатление заключалось в том, что на Марсе существовала цивилизация - развитая жизнь, - которую постиг роковой и трагический конец. В этой мгновенной вспышке осознания, родившегося во мне, когда я смотрел на фотографии Марса, я почувствовал также, что память об этом событии все еще живет в поле сознания Земли.

   В рождественское утро 1983 года я совершил потрясающее открытие. Мне хотелось рассказать домашним о "новостях с Марса", и, к своей радости, я обнаружил фотографию Марсианского Лица в книге "Новая Солнечная система", которую купил еще несколько лет назад, но до сих пор не удосужился прочесть. Обложка книги показалась мне смутно знакомой, и я открыл книгу со схожим оформлением - "Наложение: влияние первобытного творчества на современное искусство", написанную Люси Липпард. Эту книгу я купил в Лос-Анжелесе накануне знакомства с Хоуглэндом. Я наугад открыл ее, оказался на 144 странице, и меня подбросило от вида иллюстрации в левом верхнем углу: это было все то же навязчиво знакомое лицо, которое оказалось уменьшенным макетом грандиозного проекта, предложенного в 1947 году - за 29 лет до полета "Викинга" - японским мастером Исаму Ногучи, который назвал ее "Скульптурой, которую можно будет увидеть с Марса".

   Если открытия НАСА позволяли предположить реальность существования жизни на других планетах, то нереализованный проект Ногучи, предполагаемые размеры которого совпадали с параметрами "Марсианского Лица", с поразительной ясностью убедил меня в реальности передачи информации по принципу резонансной диффузии, в процессе, который я называю радиогенезисом - в распространении информации по Вселенной посредством энергии света, или лучистой энергии. Разумеется, у меня немедленно возник целый ряд новых вопросов. Какова связь знаний и воспоминаний? Может ли будущее являться одновременно и прошлым? Не являются ли события на нашей планете отражением, повторением драмы, происходящей в иных мирах? И если так, то как человечество может избежать трагедии самоуничтожения?

   В поэтической работе, озаглавленной "Шаман Земли" и завершенной в конце 1984 года, я попытался ответить на эти вопросы и в то же время описать историю Земли как сознательного организма, используя для этой цели мифическую среду легенды племени хопи, описывающей переход из трех предыдущих, "ранних" миров к этому миру и приближающийся переход в новый, пятый мир. Образ, используемый в "Шамане Земли" - "кристаллическая Земля" - возник под влиянием встречи с примечательной личностью, чистокровной индианкой Дхьяни Иваху, с которой я познакомился весной 1984 года. Впервые увидев меня и Ллойдин, она заявила: "Ваши умы очень близки, и вам следует поработать с кристаллами". Мы немедленно занялись ими и обнаружили в кристаллах наиболее тонкое средство личной настройки и накопления информации. Интуитивно осознавая, что сама по себе Земля имеет кристаллическую природу, я нашел работы, написанные и в Советском Союзе, и в США - картографами Элизабет Хэйгенс и Уильямом Беккером, - которые подтвердили такую возможность. По какой-то причине образ Земли как кристалла казался мне совершенно естественным в рамках представлений о передаче галактической информации по принципу резонансной диффузии, который является ключевым в понимании происхождения и сущности матрицы Майя.