Этюд седьмой. ГОВОРЯЩАЯ СОБАКА Шахрисабз, как я уже говорил, город небольшой, но в нем есть все то, что характеризует любой город, сколько бы в нем людей ни проживало. У города, как у человека, - свой характер. Был он и у Шахрисабза. Трехтысячелетняя история, памятники культуры создавали особую атмосферу. Я почувствовал, что и люди здесь особенные: общительные, доброжелательные, приветливые, гостеприимные. Я думаю, что именно они мне помогли пережить тяжелые, душные годы. И вот когда духовная жизнь в стране почти прекратилась, я и повстречался с говорящей собакой. Однажды ночью я увидел, как к моим ногам подошла и легла небольшая собака с лохматой мордой и выпуклыми грустными глазами. Подвернув под себя хвост, протянув лапки и уложив на них голову, она очень долго и пристально смотрела на меня и вдруг заговорила. Ни в одном прежнем видении никто не разговаривал со мной. А собака сказала хриплым, спокойным голосом: "Ну что, дошли до ручки?" Не помню, что я ответил, но, видимо, согласился и сказал, что меня волнует то, что происходит с нами. Тогда она продолжила: "Я дам тебе возможность спросить о том, что будет с вами, у Брежнева". И возник образ Леонида Ильича. Я несколько раз сталкивался с ним в жизни и слышал его выступления, но личных бесед с ним не имел. Я оказался в комнате отдыха, в перерыве одного из совещаний. В разговоре со мной Брежнев был очень груб, раздражен, нервничал. Выглядело это продолжением давно начатого разговора, хотя в момент видения я ничего не говорил. Осмысливая встречу, я вспомнил, что первые слова, которые я услышал от него, были: "Ты ничего не понимаешь, ни в чем не разбираешься. То, что происходит в стране, - правильно, закономерно". Видение Брежнева повторялось несколько раз, но разговора у нас так и не получилось. Последняя наша встреча состоялась, как ни странно, на железнодорожном полотне, по обе стороны которого было болото. Вдали виднелся лес. Брежнев стоял на откосе. Разговаривая, он так разволновался, что не удержался и упал с насыпи, а тяжелые ордена и медали тянули его к земле, мешая подняться. Затем все исчезло и возник огромный золотой столб, на котором возвышался бюст Брежнева, а потом вместо бюста оказался череп архара. Говорящая собака, которая присутствовала при наших встречах, завыла, высоко подняв морду. Через несколько дней по радио сообщили о кончине Генсека. Свою картину я назвал: "Брежневу. Голова архара. Ушел в вечность". С тех пор говорящая собака являлась как вестник встречи с каким-либо историческим лицом. В 1982 году мне явился Сталин. Встретился я с ним в Кремле. Я понял, что он на пенсии, в отставке. Сидел он не за столом, а в первом ряду небольшого зала заседаний, а я сидел лицом к нему, с края стола. Сталин выглядел уставшим, жаловался на то, что его все забыли, и особенно он почему-то жаловался на Жукова и на Молотова. Я с интересом его рассматривал. Я сознавал, что речь идет о сегодняшнем дне, но в то же время Сталин еще жив и разговаривает со мной. Говорящая собака находилась около меня. Она наблюдала за нами. Вдруг вошел человек и пригласил Сталина на заседание ЦК. И я почти сразу на месте собаки увидел существо золотистого цвета, напоминающее Хранителя. Это существо держало перед собой человеческий череп. Взгляд существа был строг, сосредоточен и устремлен на череп. Я понял, что всех ожидает одно: ответа за содеянное не избежать. А существо стояло не двигаясь, но я видел, что оно дышало, я видел его глаза. Клюв его упирался в череп. И мне казалось, что удар этого клюва и будет расплатой. Меня потрясла встреча со Сталиным, но еще больше потрясла встреча с существом, похожим на Хранителя. Я назвал его "птица-рок". Эта картина не отпускала меня несколько месяцев. После того как я перенес ее на холст, я по-другому стал смотреть на многие события. Часто мне до боли смешными и жалкими казались люди, совершавшие то, в чем им наверняка придется раскаиваться. Встретился я и с Андроповым. Окна в кабинете были плотно зашторены. Мы сидели за небольшим черным столом и смотрели друг на друга. Андропов положил свои крупные руки перед собой и, опустив голову, молчал. Я понимал, как тяжел груз государственных дел, сколь труден его путь. Я посвятил Андропову картину: красный бюст стоит на черном постаменте. Почему бюст я сделал красным? Да потому, что Андропов только внешне был красным, большевиком, партийцем, а каким он был внутренне, на самом деле, мы не знаем. Постамент - это черный ящик, тот, что находится в каждом самолете. Пока самолет не разобьется, мы не узнаем, что содержит ящик. Так и здесь: пока наш самолет в движении, нам не дано знать доподлинно, что с нами происходит. Еще одна встреча - с Черненко. Произошла она в том же кабинете, где я встречался с Андроповым. Но на этот раз в комнате было довольно светло. Черненко что-то объяснял мне, заикаясь. И говорил он так долго и монотонно, что я даже начал уставать. Я отвел взгляд, а когда посмотрел снова, то на месте Черненко увидел стеклянный ящик. В нем металось существо зеленого цвета, напоминающее обезьянку. Зверек что-то говорил голосом Черненко, пытаясь выкарабкаться из ящика. Картину, написанную после этого видения, я назвал "Говорящий божок". Но были и видения, напрямую не связанные с опытом реальной жизни, например видение Черчилля. Было это в каком-то дворце. В зале выстроилась шеренга командующих войсками разных стран. Трудно сказать, какие армии они представляли. Я находился напротив, в группе людей, одетых во фраки. И Черчилль вручал награды военным. Все стояли молча, с интересом наблюдая торжественную церемонию. Происходило все это после войны, но группа людей, среди которых находился я, были как бы перенесены из восьмидесятых годов. После вручения наград Черчилль подошел к нам, посмотрел внимательно почти каждому в лицо и, не сказав ни слова, отошел к шеренге военных. Позже мне пришла в голову такая мысль: военные олицетворяли собой вышедшие из социалистического лагеря страны, и Черчилль награждал их именно за это. Картины являются для меня не точным слепком видений, на полотне я стараюсь запечатлеть главное - символ, открытый мне видением. Так, например, я видел субъекта в черном, он ломал ветви яблонь и срывал с них плоды. Красные спелые плоды, перекочевывая в корзину, становились черными. Я назвал эту картину "Чужие плоды". Следующая картина - "Черные яблоки". В красивой вазе лежат яблоки, черные, обугленные. Вот что сделало человечество с природой. Убив ее, оно лишило себя прекрасного. Черные яблоки - плоды наших усилий, то, что увенчало нашу многолетнюю борьбу с природой. Обе эти картины, "Чужие плоды" и "Черные яблоки", я написал в 1982 году. Очень дорога мне и картина "Беспечность". На ней изображен человек, стоящий в спокойной позе, со скрещенными на груди руками. Но у него нет головы. Голова уже у земли, а человек и не заметил, что лишился ее. Так и наша страна... Входя в контакт с непознанным, я обратил внимание на то, что ночные видения являлись мне около пяти утра, а дневные - на закате солнца. Для подключения к каналу я должен был закрыть глаза и подождать, пока не возникнет светящаяся пульсирующая точка. Она разгорается ярче и появляется голубой экран, который постепенно расширяется. После этого я плотнее сжимал веки и свечение становилось ярче, а экран с каждой секундой увеличивался. Свечение экрана постоянно меняется, вначале он ярко-белый, затем переходит в светлую голубизну, затем открывается следующий цветовой слой. Ночные видения и вхождение в канал связи отличаются от вечерних. Ночью краски бывают вначале бело-голубыми, затем светлеют и уходят в глубину космоса темным, расширяющимся экраном со светящейся аурой по краям. Вечером же, на заходе солнца, краски ауры по цвету ближе к солнечному свету, а в центре экрана преобладает голубоватое многослойное свечение. Однажды я ехал в машине, направляясь от города Шахрисабза к горам, где строилось Гиссарское водохранилище. Это было перед закатом солнца, уже промелькнули городские окраины, затем хлопковые поля, и начались предгорье и холмы; солнце опускалось за горный массив, и я решил войти в канал видения прямо в машине, потому что у меня был особый настрой. Водитель ехал спокойно, он знал, что я не люблю быстрой езды. И вот, сидя на заднем сиденье, я прикрыл глаза и быстро достиг момента, когда началось само видение, канал был ясным, обширным, большим. А нужно сказать, что я подметил еще одну особенность видения: его яркость увеличивается соответственно накопленной организмом космической энергии. Раньше я этого не понимал и иногда пытался выйти на связь, не соизмерив потенциала энергии, и канал достаточно не раскрывался, глубины видения не получалось. Но наличие энергии - это лишь одно условие, а вот что позволяет человеку выходить на связь, получать ту или иную информацию - неизвестно. Был один случай, который помог мне воочию убедиться в наличии особой энергии в организме. Сфотографировавшись для новых документов, через несколько дней я пришел за отпечатками. Их было четыре комплекта. На одном из них от моей головы вверх уходило какое-то свечение. Ровное, довольно сильное голубоватое свечение. Меня это поразило. Я подумал, что причиной является подсветка. Но потом я обратил внимание, что на остальных комплектах этого свечения нет. Значит, подсветка исключается. И чем больше я разглядывал фотографию, тем больше меня поражало это свечение. Меня оно так удивило, что я тут же поехал к фотографу, осмотрел помещение, но никакой подсветки не обнаружил. Тогда я понял, что фотограф зафиксировал момент большого выброса энергии. Или произошло обратное: я мог в это время подключиться к каналу космической энергии. И еще одно - взгляд на этом оттиске отличался от взгляда на других фотографиях, где не было зафиксировано свечение. Исподлобья, какой-то тяжелый, уходящий внутрь, как будто сосредочившийся на какой-то мысли. Может быть, свечение - знак открытости космосу некоторых живущих на земле. Об этом говорили Рерих, Чижевский и другие, те немногие, которым и открывался этот канал, приходящий в виде светящегося столба. Это и навело меня на мысль: нужно входить в видеоканал в тот момент, когда в организме есть наибольшее количество энергии. Каждый раз, когда я хотел принять информацию, я проверял, обладаю ли я достаточным количеством энергии. Стоило мне прикрыть глаза, я тут же ориентировался: если свечение начиналось сразу же и ярко раскрывался канал, я шел дальше, если нет - я прекращал попытки. И вот когда я в тот вечер ехал на машине по направлению к строящемуся Гиссарскому водохранилищу, я начал проводить сеанс и почувствовал, что свечение настолько ярко, настолько мощно, что видеоканал стал расширяться очень быстро и достиг максимальных размеров. И я вошел в космическое пространство. И вот передо мной космос, он, пульсируя, многослойно расширяется, и чем ярче становится свечение, тем отчетливее и разнообразнее видение. На этот раз то, что я видел, меня особенно поразило: на дальнем плане появился образ какого-то существа, напоминающего по размерам гиганта. Он занимал весь светящийся экран. Такого я раньше не видел. Он весь светился, светящиеся каналы проходили по нему. Ногами гигант упирался в вершину горного массива, который я только что видел перед заходом солнца. А правой рукой он ухватился за светящийся шлейф молнии и держал ее, не отпуская. Левой рукой гигант держался за побег молодого деревца, корнями уходящего в подножие холма, через который пролегала наша дорога. Над головой этого человека, которого я позже назвал "Сыном земли и неба", был ореол из звезд, а там, где в груди должно находиться сердце, ярко светилось то самое солнце, которое только что закатилось за горы. И то, что я минутой раньше принял за каналы, было лучами солнца. А ноги, твердо стоявшие на поверхности, соединялись с водными артериями земли, уходившими от них потоками. "Сын земли и неба" смотрел на меня, и его сила, энергия, оптимистический настрой передались мне. От этого по всему моему телу прокатился импульс, буквально перевернувший меня, так, что я даже вскрикнул. Водитель оглянулся, и, увидев, что я сижу с закрытыми глазами, спросил: - Что с вами, Евгений Ефимович? Вам плохо? Я ничего не ответил, а только, похлопав его по плечу, дал знать, чтобы он остановил машину. Я не мог разговором сразу прервать видение. Когда машина остановилась, я медленно стал открывать глаза, чтобы постепенно выйти из видеоканала, потому что резко прерывать видения практически невозможно и нежелательно. Такой неожиданный обрыв может кончиться слепотой, умопомешательством или даже смертью. Конечно, я не мог сказать водителю, что происходит со мной. И я ему ответил: - Знаешь, у меня внезапно заболел живот. Прошу тебя, отвези меня домой. Так как все мое существо было наполнено только что явившимся мне видением, я очень спешил. Я видел, как гигант подтягивал рукой молнию, как держался за молодой побег, и мне хотелось, пока не исчезло это видение, запечатлеть его на картине. Приехав домой, я, торопясь, приготовил холст размером около двух метров в высоту и полутора метров в ширину. Через некоторое время, когда я положил краски, я почувствовал, что изобразить гиганта мне удалось: то, что я видел тогда, в предгорьях Гиссара на заходе солнца, я сумел запечатлеть на этой картине. И мне стало радостно. Видение гиганта еще раз напомнило мне, что человек должен быть сильным не только плотью, которую ему дает земля, но и духом, который ему даруется космосом. Только так человек обретет силу, мудрость, сможет обеспечить себе достойную жизнь. И не только себе, а и всему человечеству на многие-многие века. А сейчас хочу перейти к самому главному, к тому видению, которое мне открылось в Москве.
В столице я был всего три дня. Закончилось совещание в ЦК, и на следующий день мне предстояло улетать в Ташкент. Было 20 ноября 1981 года. Оказавшись после обеда свободным, я пошел в гостиницу "Россия" и стал собирать свои пожитки, чтобы рано утром выехать в аэропорт. Закончив сборы, я решил пройтись по Красной площади. Я шел к храму Василия Блаженного на Красную площадь, чтобы полюбоваться Кремлем, Мавзолеем Ленина. Я, когда бываю в Москве, то обязательно, как бы ни был занят, бываю на Красной площади, у Мавзолея. Потому что Ленин, на мой взгляд, больше, чем гений. То, что удалось сделать Ленину при жизни, нельзя измерять теми земными категориями, которыми мы обычно определяем деяния простого смертного. Ленин явил нам особую духовную силу, сумев завладеть умами миллионов людей, так как, мне кажется, обладал удивительно большой энергией. А как земной человек, он не был застрахован от ошибок. Лучи солнца отбросили последние блики на стены Кремля, и мне вдруг захотелось подключиться к видеоканалу в этой самой точке, на брусчатке Красной площади. Людей вокруг почти не было, и я, протянув руку, взялся за металлическую ограду Лобного места и плотно прикрыл глаза. Яркое свечение, возникшее передо мной, показало, что канал открыт. Он расширялся и достиг очень сильной яркости, что позволило мне выйти в космос. Передо мной где-то в вышине, в свечении ауры, возникла кремлевская стена, овальный купол здания Верховного Совета, увенчанного алым флагом, на котором было начертано "Ленин", слева возникла Спасская башня. И над этим всем возвышалась фигура Ленина. Флаг был чуть ли не пятидесяти метров в длину и десяти или пятнадцати метров в ширину, а Ленин был просто исполином. На его плечи было накинуто пальто. Полы развевались на ветру. Во всей фигуре чувствовалось незаконченное порывистое движение, словно он, обеспокоенный чем-то, вдруг остановился, а пальто еще было в движении. Ленин поднял правую руку, и пальто, удерживаясь только на одном плече, накрыло собой всю Красную площадь. Я понял, что в этом порыве Ленин хотел как бы оградить Кремль от какой-то беды, напасти, от какого-то несчастья. Его взгляд, устремленный на Спасскую башню, был тревожен. И все это я видел очень ярко: и красный флаг с золотистыми буквами, и ярко-красную зубчатую стену Кремля, и рубиновую звезду на Спасской башне, и зеленый купол здания Верховного Совета, и космическую голубизну неба, и бледное и немного грустное лицо Ленина. Увиденное настолько меня взволновало, что я чуть не закричал: "Люди! Люди! Смотрите, перед нами - Ленин! Ленин над Кремлем! Ленин хочет нас предостеречь! Хочет предупредить о чем-то!" В этот момент меня за руку тронула какая-то старушка: - Молодой человек, вам что, плохо? Ответить ей в ту же секунду я не смог, потому что канал еще работал и мне нужно было завершить это видение. Сердобольная старушка мое молчание поняла по-своему. Она подумала, что со мной творится что-то неладное, и заволновалась: - Я сейчас позову вам кого-нибудь на помощь. Я ее успокоил: - Большое спасибо. Это пройдет. Слова я произнес обыденные, но они, мне кажется, имеют и другой смысл. Потому что все то, что с нами случилось, должно обязательно пройти! Иного быть не может! Я открыл глаза, но по-настоящему прийти в себя долго не мог, слишком уж необычным было видение. Оно настолько меня потрясло, что я, прикрыв глаза, захотел продлить его. Но ничего не получилось. Я чувствовал слабость: ноги отяжелели, голова гудела, а душе предстояло разгадать символику тревожного появления Ленина над Кремлем. Придя в гостиницу, я лег на кровать. Видение не отпускало меня. Я прикрывал глаза и уже не через канал, а просто так, для себя, воспроизводил то, что явилось мне. Я понял, что мне нужно это запечатлеть. Но под руками у меня оказался лишь томик Владимира Соловьева "Магомет. Его жизнь. Религиозное учение", и я, раскрыв чистую, следующую за обложкой страницу, зарисовал на ней тревожный силуэт Ленина таким, каким видел в этот вечер на закате солнца. Сделав это, я продолжал размышлять: Ленин встревожен. Неспроста... Это теперь, по прошествии лет, я понимаю, в каком положении мы находились, это теперь многое стало понятным. Это теперь я знаю, о чем тревожился Ленин. Ровно через год после этого видения ушел из жизни Брежнев. И когда его хоронили, гроб сорвался и сильно стукнулся о землю, и этот грохот прокатился по многим странам - ведь большинство телевизионных компаний мира транслировало похороны на всю планету. А еще через три года в стране началась перестройка... Сайт управляется системой
|