Этюд второй. СМЕЩЕНИЕ ВО ВРЕМЕНИ

   Не каждый современный человек воспринимает всерьез как богов, так и чертей. Но я не могу отказать себе в мысли, что не вера совершила чудо, а непознанное заставило человека обрести веру.

   Об этом писал в книге "Семь сказаний о конце темной эпохи" Николай Рерих. Он отмечал, что люди молятся каким-то неизвестным и непонятным богам. А о существовании наших Старших Братьев сейчас почти никто не знает.

   Древнегреческая мифология рассказывала о жизни богов и героев, в ней отражалась не только реальность, но и будущее. Живущие на светлом Олимпе бессмертные боги первый род людской создали счастливым. Это был золотой век. Затем за золотым веком следовал серебряный, но людской род этого века уже не был столь счастливым. Люди серебряного века не были равными ни силой, ни разумом людям золотого века. Затем боги создали и третий род, и третий век - век медный. Люди этого медного века собственными руками уничтожили друг друга. Затем боги создали четвертое царство равных богам людей: полубогов, полугероев. Но и этому царству пришел конец. Последний, пятый, век и род людской - железный. Он продолжается теперь на земле, ночью и днем, не переставая, губит людей печальный и изнурительный труд. Боги посылают людям тяжкие заботы. Правда, к злу боги примешивают и добро, но все же зла больше. Оно царит всюду. Не чтут дети родителей, друг не верен другу, гость не находит гостеприимства, нет любви между братьями, не соблюдают люди данной клятвы, не ценят правды и добра. Друг у друга разрушают города, всюду властвует насилие, ценятся лишь гордость да сила. Богини совести и правосудия покинули людей. В своих белых одеждах взлетели они на высокий Олимп к бессмертным богам, а людям остались только тяжкие беды.

   Сказано это тысячелетия назад, но слова древнего мифа пророческие. Человеческие пороки могут пережить века, и если, по мифологии, "был человек бог", "был человек полубог", "был человек - человек", то новая стадия человека просто непредсказуема.

   По моему представлению, монопериод включает в себя и древние века, и первые века нашей эры, средневековье и двадцатое столетие. Теперь человечество вступает в один из самых интересных периодов - период Абсолюта. Когда физическое и духовное в человеке станет единым, когда человек до конца осмыслит свое "я", когда он в простом научится распознавать сложное, а в сложном - простое, когда для него все временные состояния станут едиными, когда он свободно научится подключаться к Вселенской Субстанции.

   Но между монопериодом и периодом Абсолюта есть переходный.

   Вселенская Субстанция, учитывая развитие средневекового человека, нашла форму подачи символов зла, творимого в жизни самим же человеком, - чертей, домовых, леших, ведьм и т. д. На стыке XVIII-XIX веков эта нечисть стала постепенно исчезать из обихода и размышлений человека.

   В XX веке мы все реже говорим и думаем об этом. Исчезли слухи о встрече с чертями, лешими и другой нечистью, но на смену им пришли дьяволы-люди. Ну как иначе с общечеловеческих позиций можно охарактеризировать таких людей, как Гитлер, Сталин, Пол Пот, Бокасса. И эти люди-дьяволы в период правления государствами ввергли человечество в сущий ад. Я говорю о тех людях-дьяволах, которые получили командные высоты, но есть рангом и пониже. Каждый день приносит нам сообщения о бессмысленных убийствах, издевательствах, изуверствах, насилиях, то есть о поступках, не укладывающихся в представление о человеке как о разумном существе. На эту тему размышляют сегодня многие, но каждый в силу своих возможностей, своего видения, в зависимости от расширения границ познанного.

   В феврале 1947 года 12-летним подростком я убежал из детского дома Ачисая, где прожил почти семь лет. Большинство детей забрали после войны родители, а я оставался жить в детском доме никому не нужный и не знал о судьбе матери. Я сбежал с несколькими мальчишками, и мы стали путешествовать по стране. Так я попал на Дальний Восток, в Москву, но всегда возвращался в Среднюю Азию. Здесь было тепло, я и мои товарищи отъедались, набирались сил и снова пускались в дорогу. Время от времени нас задерживала милиция. Раньше в пассажирских поездах разъезжали оперативные работники, вот они-то нас снимали с поездов и отправляли в детские приемники, откуда мы, как правило, бежали, вновь объединяясь в группы, и продолжали путешествовать.

   И вот однажды, в поездке, оперативная группа согнала в последний вагон всех безбилетников: бродяг, мелких воришек и воров и нас, пацанов, беспризорников. Мальчишек набралось пять человек. Затем старший опергруппы, не доезжая до станции, сорвал стоп-кран, остановил поезд и ссадил всех задержанных прямо в степи. Уже вечерело. Четыре милиционера, которых к нам приставили, в основном доглядывали за взрослыми. И когда милиционеры зазевались, мы, впятером, улизнули и, видя, что нас не преследуют, дали деру по направлению к населенному пункту. До домов было приличное расстояние, а тьма сгущалась, и надо было как можно быстрее найти ночлег. Наконец мы заметили высокое здание и вошли в него. Внутри было очень темно. Я шел последним и ухватился за пиджак идущего впереди, стараясь не наткнуться на какой-нибудь предмет. Внезапно мы остановились, и я почувствовал, как какая-то неведомая, наэлектризованная волна ударила в мою руку. Я тут же отдернул ее и от неожиданности даже вскрикнул. Но все же еще раз протянул руку вперед и почувствовал то же самое. Меня это крайне удивило, но разглядеть, откуда идет поток энергии, было невозможно. В это время все уже опустились на ковер, лежащий на полу.

   Я долго не мог уснуть, а затем глаза закрылись сами собой, но вскоре проснулся и, не открывая глаз, почувствовал, что кто-то смотрит мне в лицо. И от этого взгляда я ощутил беспокойство. Открыв глаза, увидел, что прямо надо мной, а я лежал на спине, в воздухе парило изображение человека. С бородой, благообразного, пристально смотрящего на меня и слегка улыбающегося. Затем выражение его лица изменилось. Оно стало строгим и чем-то напомнило мне лицо шаманки Ойи. Видение вскоре исчезло. Я без долгих мук забылся сном. А утром обнаружилось, что мы ночевали в мавзолее Хаджи Ахмеда Ясави, что находится в городе Туркестане. На мраморной плите было написано, что Ахмед Ясави, суфийский поэт, родился в 1105 году и скончался в 1166 году. Больше никаких сведений о нем там не сообщалось. Меня поразило то, что он явился мне ночью, а утром, возле гробницы, где покоилось тело Ахмеда Ясави, я увидел, что все окружающее выглядит по-другому. Будто я очутился в каком-то царстве, в иной эпохе. Все помещение было заполнено людьми, совершающими молитву. Они были странно одеты: полосатые разноцветные халаты, на головах чалмы. Мальчишки, которые стояли рядом со мной, как я понял, ничего этого не видели. Моя растерянность была замечена, и кто-то сказал:

   - Женька, что с тобой?

   Как я узнал позже, мавзолей построил грозный завоеватель Тимур на месте захоронения Ахмеда Ясави, проповедника и поэта, святого, чье имя знают во всем исламском мире. Легенда гласит: "Когда пришел последний час Мухаммеда, по милости Аллаха основателя ислама, то пророк призвал к себе своих приближенных и народ и сказал: "Я умираю, кто может принять мой аманат - символ ислама?" Из толпы отозвался некий Арслан-бааб, мудрец, которому в ту пору было уже триста лет. Он к этому времени уже был знаком с основами тридцати трех религий, но признал лишь ислам. Получив согласие мудреца на принятие аманата, Мухаммед удалился для беседы с Аллахом и с его одобрения передал аманат Арслан-баабу. По истечении пятисот лет Арслан-бааб, проезжая по степи, встретил одиннадцатилетнего мальчика и, обратившись к нему, сказал: "По воле Аллаха я много лет искал, кому передать символ ислама - аманат, принятый мною из рук самого Мухаммеда, и вот я нашел тебя. Бери этот символ, да будет славным во имя Аллаха мое и твое имя".

   И действительно, Ахмед Ясави стал видным проповедником ислама, писал стихи, в которых призывал людей быть добрыми, учил презирать стяжательство и алчность. В поэтическом диване "Сокровенное" Ахмед Ясави излагает основы суфийского учения, дает различные житейские советы, выступает в защиту справедливости. По преданию, когда Ахмет Ясави достиг возраста Мухаммеда, то он в знак траура по умершему пророку, которого считал своим учителем, покинул Бухару, где до того был главой общины суфиев, и переехал в город Ясы (ныне Туркестан), поселился в подземной келье и прожил там в молитвах до самой своей смерти. На этом месте и был погребен.

   Мусульмане считают Ахмеда Ясави вторым святым (после Мухаммеда), а город Туркестан - Малой Меккой. Но обо всем этом я узнал намного позже, а тогда мне, двенадцатилетнему подростку, довелось увидеть то, о чем я и не подозревал. Видения продолжались и тогда, когда мы вышли из мавзолея.

   Обе стороны улицы как бы пребывали в разных временах. Там, где размещались жилые дома и другие постройки, оказались пустыри, а где была дорога, внезапно поперек оказалось древнее строение. Я как бы одновременно существовал и в прошлом, и в настоящем. Глядел я на это, как говорится, во все глаза. И это состояние меня нисколько не пугало, а наоборот, оно настолько увлекло, что я, кажется, в этот момент забыл о своей бездомности. Затем смещение увеличилось, и мне привиделись другие сцены, видимо еще более ранних эпох.

   Я понял это, потому что менялись люди, совершенно другой становилась одежда, облик, менялись постройки там, где за минуту до этого ничего не было. Мы шли к вокзалу. Но за железнодорожной линией видения исчезли, и я вернулся в 1947 год.

   В тот же вечер, сев в один из порожняков, мы с ребятами двинулись из Туркестана в Семипалатинск. И больше в Туркестан я никогда не возвращался. Видение же напоминало о себе. Мне особенно запомнился взгляд человека с бородой, как бы вопрошающий: "Что же ты есть такое?" И особенность того вечера часто припоминалась мне. Эта деталь, видимо, очень важна.

   В мавзолее, как утром выяснилось, мы легли спать на молельном ковре. В это время вокруг нас огромными стаями носились летучие мыши. Я никогда до этого не видел так много летучих мышей. Перед тем как заснуть, я почувствовал себя как бы парящим, а все мое тело наполнял гул. Время от времени словно накатывала какая-то волна, я почему-то связал это явление с летучими мышами. По десять-пятнадцать штук одна за другой с шумом и писком проносились они над нами, низко пикируя и снова подымаясь ввысь, улетая сквозь отверстия в куполе. И всякий раз, когда летучие мыши проносились над нами, я чувствовал удар волны. А затем мне явилось то, о чем я уже рассказывал. Но когда я проснулся, я не смог обнаружить ни летучих мышей, ни их гнезд.

   Казалось, это событие никак не сказалось на мне. Я чувствовал себя таким же, каким был до него. Лишь время от времени вспоминал произошедшее со мной в мавзолее Ахмеда Ясави в Туркестане.

   Но я глубоко ошибся. Вскоре после Туркестана я обратил внимание на одно странное обстоятельство, напоминавшее о мавзолее Ахмеда Ясави. Стоило мне правой рукой прикоснуться к чему-либо или задержать раскрытую ладонь над предметом, я ощущал наличие той же волны.

   Теперь, по прошествии многих лет, когда возникла потребность осмыслить и систематизировать необычные явления, случавшиеся со мной, я понял, что первым шагом было вселение в меня духа шаманки Ойи, если можно это так называть, другого термина пока нет. А вторым шагом явилось смещение во времени, повторявшееся потом не однажды.

   Этюд третий. ПЕРВЫЙ СТРЕСС

   Человеку дано воспринимать окружающий мир во всем его разнообразии. Это как раз и отличает его от животного. Но на какой бы высокой ступени развития ни находился человек, все равно он познает Вселенную в рамках присущих ему чувств: зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса. Но в последнее время вводится в оборот такое понятие, как биополярное чувство, позволяющее расширить границы восприятия окружающего мира. Конечно, для подкрепления этого понятия очень кстати было бы видеть какие-то иные формы проявления жизни. Но и без конкретного подтверждения я верю, что они существуют.

   Все на Земле эволюционирует, и в живой и в неживой природе. Но за миллионы лет генокод человека не изменился.

   Естествоиспытатель Чарльз Дарвин в конце жизни в труде "Мое миросозерцание" писал: "Таинственный вопрос о начале всех вещей для нас остается неразрешимым". И это говорит ученый, посвятивший всю свою жизнь изучению возникновения жизни на Земле. Видимо, его потрясла какая-то мысль, развить которую он не успел, оставив нам только это замечание.

   Ни человек, ни его психика не статичны, и то, что нам дано природой, не есть окончательный вариант.

   То, о чем хочу рассказать сейчас, я назвал первым стрессом. Было это в 1958 году. Заметьте, после видения в мавзолее святого Ахмеда Ясави прошло более десяти лет. К этому времени я уже был взрослым человеком, отслужил в армии. За эти 10 лет ничего примечательного со мной не произошло. Я заботился лишь о куске хлеба: выжить, не умереть с голоду - в те времена было очень трудно.

   После побега из детского дома я целый год путешествовал по стране, а затем попал на два года в детскую трудовую колонию, не по судимости, а за свои побеги из детских воспитательных учреждений. И тут меня разыскала мать. Она, раненная при бомбежке, попала в больницу, а затем жила в Чимкенте Казахской ССР и все годы искала меня. И только в 1948 году мать нашла меня, и мы поселились в Ташкенте.

   Несмотря на трудности жизни, я не упускал ни малейшей возможности познать окружающий мир. Где бы я ни находился, я везде старался перелопатить библиотеки: у соседей, у товарищей или, скудные в те годы, общественные. В 1951 году во время летних каникул, уйдя в один из ташкентских колхозов на заработки, я работал в бригаде по формовке сырцового кирпича. После очередного замеса у меня оставалось время, и я проводил его за чтением книг в колхозной библиотеке. Я прочитал почти все, что находилось в ней, пропустив только толстые философские книги. Но когда закончились запасы художественной литературы, я запоем одолел и философов.

   Читал я быстро, не делая ни пометок, ни записей, но постепенно накапливались знания и жажда увеличить их с каждым годом все возрастала. И в двадцать пять, и в тридцать, и в сорок я продолжал читать по-прежнему много. Чтение, которым я нагружал свою память, позволяло восполнять пробелы, имеющиеся в моих знаниях.

   Служил я в танковых войсках. Но и там все свободное время проводил в библиотеке штаба дивизии. Нужно сказать, что библиотека была отличной: энциклопедические справочники, многотомные труды по философии, литературе, медицине. Меня как бы тянуло к ним, и я оставлял без внимания художественную литературу. Не могу сказать, что все в этих книгах я понимал, но желание понять было велико.

   И вот, демобилизовавшись, я в 1957 году вернулся в Ташкент и поступил работать на завод гипсовых изделий, затем меня направили на курсы экскаваторщиков. Закончив курсы, я получил аттестат машиниста экскаватора и в течение нескольких лет работал на заводе: разгружал вагоны с углем, гипсовым камнем. Окружающих удивляло то, что после окончания смены я не шел, как большинство, в пивную, а садился читать. Через некоторое время я увлекся еще и живописью. Нет, я не стал рисовать или ваять, а со страстью начал собирать альбомы с репродукциями картин великих мастеров. Первым мне попался альбом Франсиско Гойи, не только гениального художника, но и великого философа. Я был без ума от Боттичелли, Леонардо да Винчи, но совершенно покорил меня Николай Рерих.

   Работая машинистом экскаватора, я зарабатывал прилично и значительную часть денег тратил на книги, к слову, они тогда стоили примерно в восемь-десять раз меньше, чем теперь.

   В декабре 1958 года я вновь встретился с непознанным. Несмотря на то что за последние десять лет это было первым явным столкновением, я все время внутренне был в напряжении - шли духовные поиски.

   В одну из холодных декабрьских ночей я внезапно проснулся, примерно в пятом часу утра, от странного состояния. Я чувствовал, что лежу на спине и тело мое наполнилось тяжестью. Подо мной не было ни кровати, ни постели, все провалилось в бездну, я лежал прямо, вытянувшись во весь рост на какой-то воздушной подушке, но в то же время я был уверен, что нахожусь в своей квартире. Мы с матерью жили вдвоем в восьмиметровой комнатке заводского барака. В правом углу стояла кровать матери. Мать спала. Внутренне я контролировал свое состояние. Я точно знал, что со мной ничего страшного и опасного не произошло и не произойдет: да, я лежу в комнате и не сплю, и в то же время тело мое как бы повисло в воздухе. Наконец я решил открыть глаза. Вместо потолка над головой я увидел звездное небо! Но я не испугался, а только удивился. Я чувствовал, что плыву в воздушном пространстве, не предпринимая никаких усилий, просто перемещаюсь в воздушной среде и вижу лишь звездное небо. Это и была встреча с непознанным, мой первый стресс.

   Я почувствовал, что тело мое в полете меняет направление и звездное небо постепенно тоже смещается, уходя куда-то за пределы видимости. И в это время я бы не сказал, что у меня появилось желание продолжить полет или же увидеть, что со мной случится дальше. Меня охватило волнение и страх: что же со мной происходит? Не приведет ли это к какому-то срыву? Мне захотелось вернуться в состояние обыкновенного человеческого покоя, но как это сделать, я не знал. В таком положении я находился еще мгновение, но затем возрастающий страх победил любопытство. Ничто мне не причиняло боли, я не слышал ни криков, ни посторонних звуков. Кругом была тишина и таинственное звездное небо. И все же мне захотелось прервать свой полет. Не знаю, как это произошло, но я вдруг почувствовал, что воздушный поток вокруг меня стих, космическая энергия ушла из тела, и оно всей своей тяжестью вдавилось в постель, только холодный пот, покрывший меня, указывал на то стрессовое состояние, которое я только что испытал, и оно не прошло бесследно. Сердцебиение участилось, голова гудела. Несколько минут я осмысливал, что же со мной произошло. Даже подумал: а не начал ли я сходить с ума? Вот этого я испугался всерьез. Чтобы не разбудить мать, я потихоньку оделся и вышел на улицу. Было уже начало шестого. Мне показалось, что на весь сеанс космического видения ушло не более получаса.

   В подавленном состоянии направился я к телефонной будке, которая находилась недалеко от Тезикова базара. И в какой-то момент я окончательно уверился, что сошел с ума.

   Набрал 03, вызвал "скорую помощь". Голос в трубке спросил: "Что с вами?" Я ответил: "Мне плохо, я схожу с ума". Затем на другом конце провода уточнили, где я нахожусь. Я назвал место. В ответ послышалось: ждите. И действительно, минут через пятнадцать подошла машина "скорой". После демобилизации я ходил во всем солдатском: в сапогах, галифе, бушлате, шапке, - вид довольно бравый. Таким меня и увидели врач и санитар.

   - Вы вызывали? Это вы - больной?

   - Да, я. Отвезите меня к психиатру.

   Медики не стали со мной спорить и тут же отвезли в больницу. Приняла меня пожилая, вежливая врачиха - строгая на вид старушка. Она спросила:

   - Что с вами?

   - Извините, я начал сходить с ума.

   - Хо-ро-шо, молодой человек, значит, вы сходите с ума, тогда давайте сначала я вас осмотрю. - Она измерила давление, пульс, заглянула в зрачки, осмотрела язык, затем попросила меня встать, вытянуть вперед руки, обстукала суставы молоточком, проверила реакцию и спросила, что же со мной произошло. Я ничего не скрывал. Старушка-врач, выслушав меня, сказала:

   - Молодой человек, так с ума не сходят. Организм у вас здоровый, вы просто переутомились. Идите домой, попейте горячего сладкого чаю и постарайтесь немного отдохнуть. На работу сегодня не ходите, - и еще раз повторила: - Вы вполне нормальный здоровый человек.

   Медицинское заключение меня удивило. Я-то думал, меня тут же положат в психбольницу. Даже приготовился к этому, взяв с собой из дома зубную щетку, порошок и полотенце. Я был внутренне готов лечиться. Я часто потом вспоминал слова врача, которые меня и успокаивали, и удивляли. Интересно, а как же тогда сходят с ума? Я здоров, но что же тогда произошло?

   Перенесенный стресс напомнил мне о первом общении с непознанным, о духе шаманки Ойи, о смещении во времени в мавзолее Ясави, а вот космос увидел я впервые. После моего предрассветного путешествия я первые дни, вернее, первые ночи опасался ложиться в свою кровать, боясь повторения. О своих переживаниях и о том, что я вызывал "скорую помощь", я никому не сказал. Однако все - мать и окружающие - заметили, что со мной что-то происходит. На расспросы я отвечал одно: "Устал". Я взял отпуск и уехал в Подмосковье, к своему армейскому другу. Поездка мне действительно помогла. И когда я вернулся домой, тревожное состояние исчезло. Я продолжал много читать, но вскоре понял, что бессистемное чтение ничего хорошего не дает. И я выбрал такие направления: философия, педагогика, медицина, астрономия, история, науки о земле, о недрах, об ископаемых.

   Звездного явления я больше ни разу не наблюдал. В то же время не оставляло любопытство. Но общение с непознанным повторилось только через десять лет, в 1968 году.