UCOZ Реклама

   Лицо Студента в ответ благодарно осветилось неоновым светом астрального прозелита. И он, тысячу раз соглашаясь, утвердительно закивал головой.

   Да, умеет наш бригадир завоевывать сердца. Но на это раз Михеич был в своих убеждениях неумолим.

   - Но вынужден вас, дорогой господин магистр герменевтики, крупно разочаровать! По последним данным науки, египетские пирамиды все-таки возводились по преимуществу "ломами и матами". Как и положено любой порядочной тоталитарной стройке. Безо всяких левитаций-телепортаций!

   Взгляд Юрика в ответ только сощурился сардонически, с явным видом идейного превосходства, которое позволяло ему даже не опускаться до возражений некомпетентным утверждениям невежд.

   - Не ерепенься, Студент. Это же и ежу понятно! - вставился Ейкин.

   - А ты молчи, не поддакивай, когда не спрашивают! Удод долбаный! - огрызнулся на него Петюня, которому Юрец иногда на перекурах доверительно поверял свои знания из области эзотерики и парапсихологии, пересыпая рассказ фантастическими подробностями. Все этими - в дебрях воплями, гоблинов с гремлинами. Кем только космос открытый не кишит. Петюня его внимательно слушал, с большим уважением и интересом к неведомому.

   Михеич примирительно махнул кадуцеем.

   - Ну, ладно, энтузиасты-мистики, история нас рассудит! Захваченность одной темой - штука небезопасная, факт. Потом как на хруща и лещ бежит. Прямо по суше. Случай на рыбалке прошлой зимой произошел - с одним заядлым мухомором. Сидел он у лунки, сидел, пока глистами ко льду и не примерз. И не заметил, как его пробегающий мимо сторожевой барбос обоссал. По самый капюшон, задрав заднюю конечность, пометил!

   Бригадир предупредительно погрозил пальцем.

   - Так что, граждане будьте бдительны!

   И обернулся ко мне.

   - А ты чего, Лёничка, всю дорогу молчишь, как Мальчиш-Кибальчиш на буржуинском допросе? Как зубной пасты в рот набрал. Или старых мочалок нажрался. Не поведаешь нам ничего. Давно уже твоя, солист, очередь речь держать!

   Я заколебался. Рассказать? Не рассказать? Но решился.

   - Да вот, странный сон я сегодня, Иван Михалыч, видел.

   - Какой такой сон? Да ты просто, как девушка на выданье - сны нам свои начнешь рассказывать. Поведаешь смутные, призрачные видения… Это Юрику во внеурочное время будешь втирать. Он это любит!

   Я так и знал. Михеич мной был явно разочарован. Но смилостивился.

   - Ладно, валяй свой сон!

   Я прихлебнул для уверенности.

   - Так вот, снилось мне, будто бы мы всей бригадой на рыбалку едем. На служебной "газели". Но почему-то без крыши, с открытым верхом. Петюня - за рулём. Ветер такой в лицо. Снасти развеваются, блеснами блестят, поплавками алеют…

   И "газель" уже не едет, а плывёт, как амфибия-вездеход. Гранитная набережная слева замелькала. И мы запели дружно так, хором. Песню морскую. Вернее, марш. Я его еще на флоте, в учебке, на строевой назубок выучил. Вернее, я его один затянул, а ребята только рты открывают, как под фанеру. Я ж его один, получается, на память помню. А мотив - всем известный.

   Наверх вы, товарищи! Все по местам!

   Последний парад наступает.

   Врагу не сдается наш гордый "Варяг",

   Пощады никто не желает.

   Странно так. За город выехали. Вокруг водохранилище уже до горизонта плещется. А Михеич, весь в зимнем военном комбезе белом и в каске немецкой, вдруг заявляет:

   - Да ну её, эту рыбалку! Погнали лучше на футбол.

   Петюня - по тормозам, и руль на шестнадцать румбов влево кладёт. И мы уже посуху чешем. А я и говорю:

   - Надо бы репертуар сменить, Михалыч!

   А Михеич - ни в какую.

   - "Варяга" пой! - орёт.

   Мы и продолжаем.

   Все вымпелы вьются и цепи гремят,

   Наверх якоря подымают.

   Готовятся к бою орудия вряд,

   На солнце зловеще сверкают.

   Только смотрю, а Михеич - совсем не Михеич, а мичман мой, из учебки! Точь-в-точь. В форме флотской. А комбез исчез. И звездочки ночного адмирала на погоне плетеном. Только лицом - чистый японец, натурально. Скуластый, как с бодуна припухший, и зенки раскосые, узкими щелками.

   - Пой! - кричит. А я и пою.

   От пристани нашей мы в битву уйдем,

   Навстречу грозящей нам смерти.

   За родину в море открытом умрем,

   Где ждут желтолицые черти.

   А он улыбается, гад, как удав довольный.

   - Два наряда вне очереди. Трюмы машинного отделения драить! - заявляет.

   Я возмутился:

   - За что, товарищ мичман?

   А он:

   - За оскорбление национального достоинства!

   - Так ведь это ж песня! А из пенсии слов не выкинешь!

   И пою себе дальше. Уже один. Ребята все куда-то подевались.

   Прощайте, товарищи! С Богом! Ура!

   Кипящее море под нами.

   Не думали, братцы, мы с вами вчера,

   Что нынче уснем под волнами.

   А мичман не унимается.

   - Выкинешь, выкинешь! - талдычит всё, и меня за отворот матроски хватает. - Выкинешь!!!

   Фланель как затрещит, в его кулаке зажатая, и по шву начинает расходиться. Еще чуть-чуть, и совсем ворот матроски оторвется. Я с испугу и проснулся.

   Михеич, скрипя серебряной щетиной, поскреб себе щеку под ухом.

   - Да уж, хороший сон. Про дисциплину. Воистину - из пенсии снов не выкидыш! - дразнясь, переиначил он мою фразу. Затем, скорчив страшную рожу, покачал головой, как китайский болванчик, и улыбнулся во всю свою железно-золотую челюсть, растягивая указательными пальцами уголки век вверх. Ну, чисто Чингисхан.

   Столярный эскадрон дружно ржанул и затопал, звеня о бетон коваными подковами.

   Михеич оторвал руки от лица и напустил на себя серьезный вид.

   - Всё, хватит! Пора кончать.

   Разомлевшая от пива и царской рыбки бригада нехотя зашевелилась.

   Из-за моего плеча вывернулся Ейкин, памперс для парализованного римского папы. С сентиментальной слезой в углу солового глаза и, брызгая слюной, заговорщицки зашептал:

   - Ух, ты спел. Сила! Я всегда знал - на трех лохах, Лёпа, мир держится! Это на нас с тобой, да на Михеиче. Пошли ишачить!

   - Всё, всё. Труби подъём! На штурм, банзайцы! Последний номер…

   Бригадир, кряхтя, оторвал фюзеляж от бурта с рейками, на котором сидел, и, подавшись корпусом вперед, взвился на ровные ноги. Потом вдруг покачнулся, хватаясь за живот обеими руками, и согнулся в три погибели.

   Опрокинутое лицо его стало серым, как негашеная известь.

   - Иван Михалыч! Что с вами?! - закричал я, подскакивая к нему.

   Но бригадир только прохрипел в ответ, клокоча горлом, и стал заваливаться корпусом на левый борт. Я подхватил его, но не удержал. Слишком оказался тяжелым.

   Михеич растянулся на полу во весь рост, продолжая жутко хрипеть. По телу его волной прокатилась судорога. Одна-другая-третья. А в углу рта надулся и лопнул белесый пузырь.

   Михеич из последних сил, кряхтя и отхаркиваясь, перевернулся на правый бок. Затем скрючился, как грудной младенец, зарываясь лицом в бетонный пол, пытаясь прижать обеими руками колени к груди, и тихо застонал. Потом несколько раз дернулся, хрипя и икая, и вдруг затих. Неподвижно замер.

   Ни фига себе! Вот это да! Мы и оглянуться не успели.

   Потом смотрю, и Юрика тоже скрючило. Я - к нему. И вдруг дикая резкая боль внутри живота раскаленным клинком пронизала все мое естество. В глазах жутко помутнело и потемнело. Все пошло кругом и деформировалось, как в кривых зеркалах комнаты смеха. Потом стало совсем темно.

   И вдруг из глубин кромешного мрака, загибая траекторию по спирали, прилетела золотой пулей длинногривая хвостатая комета и вонзилась мне прямо в переносицу. Прошла дальше вглубь, в самую середину мозгов, и, разбухши до пределов сознания, взорвалась, разнеся его вдребезги, на мелкие сверкающие разноцветные осколки. Но и те начали быстро гаснуть, как окурки под дождём. В конце концов все померкло, растворилось без следа и напрочь куда-то исчезло.

   Сколько я пребывал в забытьи, помнится смутно. Может минут десять, а может и целых полчаса. Но, судя по всему, не дольше.

   Когда я очнулся, все уже вповалку на полу лежали. Матка-Боска честная! Без окон, без дверей полна горница огурцов. Лежат, не шевелятся. И Толян с Коляном, и Петюня, и Юрик с Ейкиным, и даже задепрессовавший по личным вопросам Сазоненко. И Михеич оплывающим айсбергом. А еще неизвестно откуда взявшийся мужик - в точно таких же шкарах и прикиде как на мне! Ну точь-в-точь! И кроссовки "адидас" - черные. Палёнка турецкая. И спецуха, точно в том же месте на правом колене прожженная! И даже носки на нем - кремовые с синей полосочкой - точнёхо как мои.

   "Адидас" - три полоски! Защити, защити, защити нас от "Тоски"!

   Вот с этого-то момента я и почувствовал, что могу беспрепятственно от пола оторваться. Взял так и взмыл под самый потолок и начал там парить, взирая на все сверху, как в сауне с верхней полки. Как над Парижем фанера. А на душе так легко и радостно.

   Ну, все - белка! Без Стрелки. То есть, уже без встречи с утраченным разумом.

   Что я - чокнутый, в кумпол кокнутый, спрашивается? Нет, вроде.

   Я в оконный проём и упорхнул. Участок весь облетел и через подъезд дворовой вернулся. На входе ребят встретил. Все уже поднялись и по домам валят. С Михеичем впереди, на лихом коне. Странно, что и они, как я, оторвав от сапог шпоры, беспрепятственно в воздухе порхают. И все - какие-то отмороженные. Потом разлетелись веером, кто куда. Я хотел было спросить, а как же с последним номером быть? Ведь совсем без столярки хата осталась! Да не успел…

   Теперь двое суток здесь уже околачиваюсь. Так интересно! То в канализационный коллектор залезу, крыс погонять. Но как-то не очень эффективно. Похоже, пар мышей не ловит. То - в вентиляционный канал заберусь. Проверю, как там сантехника-теплотехника? Или даже в машинный отсек башенного крана проникну - между шестеренками пошастать. Прикольно! Как в Сашкиной игровой приставке к компьютеру.

   А то торчков малолетних попугаю. Когда они, пепсиголовцы, припрутся на стройку в пакет с "моментом" головой окунаться, до полного забытья таблицы умножения. Тоже мне - Организация Объединенных Окунаций. Будущий нации генофонд. Позор!

   Вот так и дождался в понедельник Паркетинга с клиенткой.

   Она же уже пришла прикинуть, где она будет устанавливать себе бидэ-джакузи, унитаз с крыльями, холодильник на лыжах и прочие эксклюзивные аксессуары, полные самобытной неповторимости. Чтоб мечта ее об ультрамодной хазе наконец сбылась.

   Бычить сбычу мечт, как это прекрасно! Как я ее понимаю. Сами с Галкой столько лет у тещи маемся. Я с веником до сих пор "на вы". Без сапог сапожник. Так всегда, кому - отдельная, стильная нора с аграрным метражом, а кому - и форсаж в зад. Как нам, лохам, и нам подобным.

   И тут такой ей облом невыносимый. Ничего нету! Ни щепочки не присобачено. Жеваный блин, квадратный! Одни рыбьи почерневшие потроха посреди будущей гостиной. На разодранном, пожмаканном иллюстрированном приложении к газете "ВИЧ-УФО". Насмерть присохшие к чьему-то румяному, круто подбитому силиконом бюсту.

   Только зачем же так орать?

   Вроде приличная чува, а такой немыслимый хай подняла. Чисто Лазо на зоне, в тесной печурке зигзицей бьётся. Нет бы послать Паркетингу ее сходу, к самому Евгению Онегину, чтоб не мучилась так.

   А я чувствую себя, как мяч перед матчем. В косяк вжался и не шуршу. А то сейчас заметят - и все. Хана! Паркетинг на мне сразу отыграется, оттопырится по полной, гад.

   Только что это он ей такое городит, гад?

   - Вы поймите меня правильно, уважаемая. Мы безусловно перед вами виноваты и приносим свои глубочайшие извинения. От имени дирекции нашей фирмы и… Но вы поймите нас правильно. У нас очень уважительная причина задержки с вашим жильем… Я не хотел вам говорить… Но дело в том, что столярная бригада, которая должна была оборудовать вашу квартиру, к сожалению с этим справиться в срок не смогла…

   - Это почему же? - взвизгнула она.

   - Проблема в том, что все члены бригады, до единого человека, умерли. Скончались скоропостижно, прямо здесь. От ботулизма. Отравились сушеной таранью. Трупы отсюда только вчера убрали…

   Погодите, что он городит. Умерли? От ботулизма? Вся бригада? А как же я?!

   Защемила щель, там где сердце, и я все понял. От косяка оторвался, и прямо между Паркетингом и чувой прошел к оконному пролету. Они на меня даже внимания не обратили.

   Пополотневшая клиентша стояла, застыв в ступоре, прижав к груди побелевшими пальцами деформированную, как пропеллер, перекошенную папку. Чуть ребра ею себе не проломив. А Паркетинг виновато смотрел в пол.

   - Вы поймите нас правильно, пожалуйста. Мы все уладим…

   Но клиентша, похоже, уже отошла и заявила категорически:

   - Извините, но это ваши проблемы! Я плачу такие деньги и хочу все вовремя и в срок. Мы с подругой одновременно взнос сделали, а в ее квартире уже дверь натуральной кожей обита и полы из фигурного паркета циклюют!

   Стерлядь та еще.

   Паркетинг умоляюще сложил ладони и затараторил как велосипедная трещотка.

   - Да вы не беспокйтесь, пожалуйста, будьте добры. Хотите - мы срочно, буквально сегодня, вставим вам лучшую металлопластику! В виде исключительного случая…

   Вот загнул, трепло! И где это он ее найдет сегодня?

   -…Ведущих фирм! Супер-бренды, европейское качество - "Экран", "Откос". Или, просто шик - от "Сасси"!

   Клиентша его, похоже, даже не слушала, возмущенно думая о своем. О почти законченной квартире подруги, всегда и во всем ее обскакивающей. И о том, как ей, в отличие от этой подруги, постоянно катастрофически не везет. И с машинами, и с мужчинами… Уловила из тирады Паркетинга только последние два слова, и, всем на беду, услышала их как одно. А потому и непонятка вышла. Чистый, мочою светлый, каламбур. И эта моча, похоже, в голову ей и стукнула.

   Как недорезанная, как завизжит:

   - Отсоси? Ты - сказал "отсоси"?

   - От "Сасси"! От "Сасси"! - согласно закивал Паркетинг.

   Ее красивое, как на картинке, кукольное личико, исказила страшная гримаса. Что сразу сделало ее похожей на ощерившуюся крысу.

   - Чтоб тебе крокодил отсосал, козлина! Старое сало! Чтоб у тебя акула отсосала!

   И по роже Паркетинга со всего размаху ладошкой - хлясь!

   Фу! Совсем не культурная оказалась. Просто стерва без примесей.

   Но я уже не ждал, чем вся эта канитель разрешится. Пожелал про себя Пакетингу "попутного вепря" и тихонько в оконный пролет выпорхнул. Сначала к пивзаводу подался, а потом - дальше, за город, к лесу …

   Ух, слава Богу, успел, кажись!

   Попик молоденький, с бритыми румяными щечками, с модной бородкой клинышком, как у трех мушкетеров в кино, баритоном уже патетически выводил:

   "Якоже посуху, спешешаша стопами безгрешными…"

   О, это про меня! Слава тебе,Господи, успел таки! А то закопали бы бесхозно.

   Хороший священник. От требника глаз не отрывает. Старается. Это Галка его накрутила, чтобы все было в лучшем виде, а не как попало. Как у тестя, например. Два раза кадилом махнул, бурмило, "Упокой, Господи…" едва прогундосил, а почти сотку содрал, ирод!

   Эх, Галка взяла все-таки малиновый! А жаль! Мне лично, когда в ритуальной службе базар шел, честно говоря, понравился другой. Голубой такой, в углу, с белоснежным позументом по контуру крышки. Наверное, для невесты какой-нибудь, до свадьбы не дотянувшей. Точь-в-точь как клубный флаг родимого "Динамо"!

   Интересно с каким счетом продуют нам шахтеры в четверг?

   Хотя я и так знаю - "один-ноль" будет. Вошкин, с подачи Портного, на тридцать седьмой минуте первого тайма, в левый угол ворот прямой наводкой зарядит. И шахтерам - кранты. Кроты все-таки должны жить под землёй! Но поприсутствовать непосредственно все же хочется…

   Но, видать, уже вряд ли поспею. Молотки уже по крышке вовсю грохочут. Галка воет, заливается, дуреха. Смотри, вот он я!

   Не слышит…

   Эх, прихомутал, халтурщик, как попало! Даже шляпку до конца не догнал, шарогрёбщик. Ну, да ладно! Под землей, все равно, ничего не видно.

   Зато снаружи все даже хорошо заметно, как-кто-к-кому реально относится. Вот этот, например, слева - салют из железобетона с арматурным каркасом. И вон тот венок, где на ленте серебром - "Прости, подруга!"

   И добавить тут нечего. Не успели мы со столяркой в последней квартире. Извините. Объект, считай, по-настоящему, до конца, по-ударному не завершили. А жаль.

  

  • Продолжение
  • К содержанию
  • В начало книги
  • На главную
    Сайт управляется системой uCoz