Да, да, конечно, как же он сразу не догадался! Великий даос Тяо-юань - "сян небесный", достигший абсолютного бессмертия. Вот кто к нему пожаловал собственной персоной! Это с его слов тот самый Тао Фачан записал трактат, который там на столе лежит - в заветной папочке.

   - Ну, что ж, пойдем!

   Сирин отпрянул и испугано вскрикнул.

   - Куда?

   - Со мной!

   Бессмертный даос опять грохнул посохом о пол.

   - Но я же в пижаме и шлепанцах! - промямлил Сирин, испытывая в нижних конечностях конкретный заячий тремор.

   - Неважно! Вперед! - прогремел вердикт.

   Небесный сян, закатив глаза, величественно развернулся. И не пошел, а поплыл над заплеванным, в окурках и обертках, полом. Только не вниз по лестнице, к выходу, а вверх - на чердак и крышу. Сергей Георгиевич, как завороженный, последовал следом, шлепая продавленными подошвами. Неведомая сила, охватив поясницу, потащила его на буксире вперед.

   И вдруг все исчезло, растворилось в сыром, непроницаемом тумане...

   Сирин спешил, торопился изо всех сил, семеня, путаясь ногами, с которых попеременно то и дело слетали шлепанцами. Он почему-то ужасно боялся отстать. Спина бессмертного едва угадывалась в наплывающем молоке мокрого тяжелого пара. А когда мгла расступилась, они оказались на опушке леса среди химерно искореженных вечными сквозняками, скрученных проклятым ревматизмом вековых сосен, за которыми, куда ни глянь, тянулись синеющие цепи горных вершин.

   У Сирина перехватило дух. Как здесь прекрасно!

   - Вот и добрались.

   Старец остановился, поправил закругленные раскрылия, и склонился, опираясь на посох.

   Среди стволов темнела швами циклопическая кладка монастырской стены. Серебрился лишайник, зеленел нефритовый мох. И прямо из стены, незаметно откуда, визжала, скрежетала, терла пенопластом по мокрому стеклу неуемная цикада. Но, заслышав шаги приближающихся, примолкла.

   Они прошли выше, где среди расселин и скал зиял вход в небольшую пещерку. Они вступили в нее, сгибаясь в три погибели. Свой посох даос оставил снаружи.

   - Садись! - приказал Тяо-юань и указал Сирину место на камышовой циновке у задней стены.

   Сирин и подумать не успел, как ноги сами по себе подогнулись и он плюхнулся задницей оземь. Собственная голова показалась ему совершенно пустой, будто из нее выкачали мозги. Ручным велосипедным насосом. Быстро и безболезненно.

   - Видишь ли, мой неутомимый, упорный адепт, освоить умение добывать золотой эликсир, читая книжки и пользуясь исключительно словесными описаниями, практически невозможно. Без опытного наставника на этом пути не обойтись никак. А посему, слушай внимательно...

   И Тяо-юань поведал ошарашенному ассистенту все необходимое, но самодостаточное - для первого шага на долгом Дао Пути. Заставил его правильно сесть и правильно дышать. Правильно не дышать, Правильно сосредоточиться. Правильно созерцать...

   Потом, хлопнув в ладоши, заставил его очнуться.

   - Силин, тебе скоро просыпаться!

   Китаец был просто не в состоянии выговаривать "р", невольно превращая деволикую волшебную птаху в циркового штангиста и докера.

   - Надеюсь, теперь тебе удастся самостоятельно разжечь печь в центре нижнего киноварного поля.

   И исчез, как не бывало.

   Сирину удалось. И он перевел следующую главу. До точки. Все, до последнего столбца.

   Тяо-юань не преминул явиться с разъяснениями…

   И в последующие свои посещения даос поведал ему способы движения по "каналам зачатия и управления", подробно описывая процессы алхимических сублимаций. Поведал о том, как преобразуется, трансформируется "воспроизводящая" сила в "жизненную". А "жизненная" сила - в дух. Как они соединяются в киноварных полях, образуя бессмертное семя, из которого взращивается бессмертный зародыш - тугой плазменный комочек, шустрый живчик, единственно кормящийся этим самым золотым эликсиром.

   Тяо-юань постепенно, поэтапно, посвятил пытливого адепта в суть сокровенного содержания взаимодействия "пневмы и спермы" - энергий "цзинь" и "чи". Об "ине с яном", и об "яне с и инем". О малом и большом "небесных кругах". О "драконе и тигре", о "свинце и ртути". О медленном и быстром огнях в "полостях жизни и смерти"…

   В конце концов, неприметному эменесу кафедры ориенталистики во сне был прочитан индивидуальный курс уникальных лекций, с одновременным апробационным практическим экскурсом.

   А после, проснувшись, Сирин практиковал сам. И когда доходил до информационного упора, сон со звонком в дверь снова снился ему. А за дверью непременно оказывался Тяо-юань с последующими разъяснениями…

   Поначалу его ум и тело постоянно мутило от выбросов "трансмутированной сперматической эссенциии". Но потом медленно, но неотвратимо пришел кайф полного погружения. Существо его охватили отрешенность и чувство абсолютной целостности. Непрерывной и всеохватывающей слитности со всем сущим.

   И это случилось. Оно пришло. Стало тем, что само по себе таково, каково оно есть. Таково каково. Без мутоты и прибамбасов с наворотами.

   В результате его уши престали слышать что-либо, а дыхание стало похожим на тоненькую ниточку, лесочку, которая казалась не существующей вообще. Но которая сохранялась до тех пор, пока навязчивые мысли окончательно не прекратили колотить пульсом в его бедный висок. Заглохли, как старый давно не ремонтированный водопровод. И все его чувства и эмоции исчезли напрочь, окончательно и бесповоротно.

   Короче, как пошутил бы Перлюк, "его "эго" сделало полный "гудбай", махая лапкой вослед уезжающей крыше".

   Его язык страстно присосался к нёбу - позади передних десен. Прилип как намагниченный, сосочками на самом кончике. А проснувшиеся железы начали выделять буквально галлоны, баррели, гекалитры пузырящейся слюны. Вскоре его рот доверху наполнился ею. Она была сладка и душиста, как липовый мед в июле. Одним глотком Сергей Георгиевич опустил ее вниз, неутомимо следя за ее траекторией пристальным мысленным взором - строго и неукоснительно, как наставлял его Тяо-юань.

   Низ живота неожиданно сильно завибрировал, задрожал, задергался в спазмах. Вызывая спонтанно рефлекторное учащенное, резкое дыхание - с жутким свистящим сопением и клекотом в глотке. Гортань затряслась, как жерло вулкана при землетрясении, содрогаясь от гланд до аденоидов. Из носа, как из сопла реактивного двигателя, свистя, полетели пузырящиеся сопли, знаменуя собой "просыпание огненного дракона, дремлющего в морской пучине".

   Перед взором Сирина ослепительно засиял золотой слиток. Потом, шипя и булькая, расплавился и разбрызгался на множество капелек. В левом ухе раздалось гудение дракона. А в правом разразился раскатами игривый тигровый рык. Лицо будто паутиной заплело, и мириады муравьев побежали стаями, растекаясь ручьями сверху вниз, попутно щекоча лоб, исходящий волнами морщин. Прочесывая, боронуя переносицу. Разбегаясь по скулам и собираясь в кучу на подбородке...

   Ум ассистента лаборатории синологии стал вдруг спокойным и пустым.

   Сначала руки и ноги, а затем и все тело исчезли, не оставив и следа своего присутствия.

   Сергей Георгиевич Сирин впал в состояние полной неразличенности.

   Его "сперматическая эссенция" резко запульсировала и катапультировалась вверх...

   Потом спустилась на желтом, шелковом парашютике, заставляя его чресла сильно напрячься.

   - Выходи на макрокосмическую орбиту! - услышал он, как из наушников шлемофона, металлический голос Тяо-юаня.

   "Вот ты и космонавт!" - подумал Сирин про себя и удивился собственному спокойствию при этой мысли.

   - Не отвлекайся на провокации самооценки, спесивый индюк! - грозно рыкнул наставник. И Сирин волевым усилием вытащил живчика из "полости смертности" за шкирки и с силой втолкнул его в "канал управления", где начал проводить его через "три затвора". Тело в который раз "запузырилось" в плазменной джакузи, а спазмы начали сотрясать легкие и нос. Его срамной уд втянулся внутрь, как антенна приемника, прихлопнутая ладонью. Этот, еще минуту назад каменный, набрякший брюквой буряк вдруг обмяк, стал вялым и индифферентным. Совсем скуксился, как усик испуганной улитки.

   И вот оно… Похоже, получилось! Яркий, ослепительный свет исходит из центра мозга.

   - Смотри, слепец, внимательно. Это сияние золотого эликсира, который сделает тебя юным и свежим, как весенний рассвет! - громогласно провозгласил седобородый инструктор. - Вот она, макрокосмическвая сублимация, когда ледяной дракон и огненный тигр совокупляются в неистовом экстазе. Воистину, от этого соития наступает алхимическая беременность. И в результате ее зачинается бессмертный зародыш, нетленный эмбрион вечной жизни. Но без питания, без золотого эликсира, Силин, ему не выжить!

   "Хулиган я, хулиган. Хулиган я временный. А у нас, в одной деревне, есть мужик беременный!" Сирин вдруг вспомнил фривольную алтайскую частушку, когда-то услышанную в юные годы в студотряде, у костра.

   - О чем ты думаешь, балбес? Опять бредовая чушь бродит в этом дырявом котелке! Изволь изолировать этот жалкий комок глины! Со всеми его дурацкими ассоциациями и объяснениями. С его раздвоенным, непомерно раздутым, идиотским ячеством и непримиримым дуализмом постоянного внутреннего диалога паралитика с шизофреником.

   Сейчас, наоборот, должна функционировать только полость духа, исключительно! Вот здесь - за межбровьем - "тайная застава", начальнику которой сам Лао-цзы продиктовал десять тысяч знаков "Слова о пути и добродетели". Как раз, перед тем как сесть на буйвола и укатить на запад, в бессмертие.

   И Тяо-юань хлопнул Сирина по макушке ладонью, присобранной лодочкой. Потом задержал ее на темени, дрожащую и раскаленную, как паяльник, растопырив пальцы веером, как парус джонки, охватывая темя как арбуз.

   - Вот так звучит хлопок одной ладони! А отзвук этого хлопка входит в ум, в его пустую маковку - чистым, как снег, опиумом. Вот сюда! Это место так и называется "бей-хуэй". И еще раз - "бей и хуэй!" И еще разочек! О, это вершина, недосягаемый зенит микрокосмической орбиты. А надир ее - точка "хуинь". Что ты ухмыляешься, дурында! Да, это не случайное созвучие!

   И больно ткнул носком войлочной туфли прямо Сирину в пах, где должна была дислоцироваться эта самая "хуинь". Адепт, охнув, свернулся в три погибели.

   В общем, обучение продвигалось весьма эффективно.

   Сергей Георгиевич мусолил опус дальше, хитромудро лавируя в лексических перипетиях, ловко огибая семантические водовороты позднеминской и раннецинской даосской идеоматики. Тут он был докой редким, даже в масштабах постсоветской ориенталистики. Но, увы, малоизвестным. Личинка книжного шашеля, к сожаленью, хорошо видна только в микроскоп. Он и сам удивлялся, откуда о нем стало известно в этом самом модном и престижном эзотерическом издательстве. Как там, то бишь, его? "Виздом"? И кто такой Чемчерыжко, который рекомендовал его?

   Трактат дальше гласил: "Огонь, разожженный дыханием, преобразует воспроизводящую жидкость в воспроизводящую силу.

   Огонь, получаемый из духа, преобразует воспроизводящую силу в жизненность.

   Огонь, получаемый из врожденной жизненности, очищает дыхание и усиливает проявление духа. Огонь сублимирует дух, которой возвращается к состоянию ничто.

   Практика бессмертия осуществляется при помощи огня..."

   - Огонь, огонь. Топка паровозная. Просто подвиг Лазо какой-то. Отсюда - и в бессмертие! - рассуждал вслух вконец утомленный Сирин. Не мог никак подавить в себе природной иронии и едкого, совкового, ядреного ёрничества, которое всегда позволяло ему уходить от отчаянья и стальных тисков челюстей депресухи, старой суки.

   - Не кощунствуй, дурень! Не потому, что это свято. Наоборот, в истине нет ничего святого - требующего особого поклонения и подобострастия. Просто это отвлекает твой утлый, как лодчонка нищего рыбака, умишко на словесные игры и целиком растрачивает его и без того невысокий потенциал. А он требуется для другого! - рокотал наставник сердито и со всего размаху хлопал непутевого конфирманта по затылку.

   Короче, Тяо-юань умел наводить в мозгах порядок.

   Днями Сирин сидел, обложенный словарями, и переводил манускрипт.

   "Мозг тогда будет подобен пруду, полному золотого нектара с серебристой, ребристой рябью. Тело станет деревом, а сердце - пеплом. Соединение того и другого света создаст то целое, которое и является золотым эликсиром. И тогда станет слышным гудение дракона и рыканье тигра в ушах. А сущностная природа, лежащая в сердце, станет видна в глазах.

   Но если поддаться страху или восторгу, дух соскользнет на путь демона и погубит все достигнутое доселе".

   - И еще! - указывая перстом в небо, наставлял Тяо-юань, - Для синтеза золотого эликсира я должен обучить тебя главному искусству магов-люминофагов. Это тайное умение "есть и пить свет"!

   Впервые они поднялись на вершину Лишань на восходе, и даос показал Сирину, как "пожинать колосья света восходящего солнца". Сирин точно и неукоснительно следовал чутким наставлениям учителя Тяо, и результат не преминул дать свои положительные всходы.

   - То же можешь теперь проделать самостоятельно. Только уже на закате. Но тогда эффект слабее, ибо солнце к вечеру стареет и эфир бдящего мира изнашивается и мутнеет.

   В следующий раз Тяо-юань взошел с Сириным на вершину в полнолуние и продемонстрировал, как "пить расплавленное серебро".

   А в третий раз на гору они поднялись только до половины, там, где растрепанные лапами сосен облака опоясывают ее могучий скалистый стан. День случился пасмурный. Даос снова учил Сирина дышать. На сей раз они "вкушали росу" - вдыхали густой, колючий, холодный туман, разверзая зево, как карпы, выброшенные на берег.

   "Вот так, наверное, ископаемые целоканфы, опираясь на свои кистеперые плавники, делали первый шаг на сушу. А за хвосты их цеплялись брошенные дома - в родной, уютной среде - покинутые латимерии, все в слезах, бледные от горя и предстоящей разлуки. И рыдали, и выли вслед. И на кого вы нас, кормильцы, покидаете?!"

   - Кагда чилавек ищо риба бил, он тагда из боржоми випалз, да? - неожиданно прорычал даос прямо в ухо Сирина голосом столичного таксиста кавказского происхождения. - Ты опять отвлекаешься на белиберду, которую индуцирует в сознание твоя непробиваемая дубовая кора, перенасыщенная грудами бесплодной информации. Оставь рыб в покое и ныряй глубже!

   И Тяо-юань грозно растопырил веером пальцы рук, продев их сквозь космы бороды. И сразу стал похожим на пустынную ящерицу-плащеноску в миг атаки грифа-бородавочника.

   - Чушь, такой птицы в природе нет! - зашипел вдруг гриф по-китайски, и ум Сирина вдруг сразу опустошился и погрузился в первозданную тишину.

   - И тогда золотой эликсир войдет в твое сердце и достигнет полости солнечного сплетения, под печенкой, где жизненное дыхание укрепит его. Затем он пройдет через кишечник и, наконец, войдет в нижнее поле киновари, где зачинается истинное семя, которое прорастет нефритовым стеблем. Стебель зацветет радужными лепестками и даст небесный плод. Не прозевай, целоканфик мой, своего часа!

   Текст раскрывался бесконечно, цветком лотоса, благоухая тонкими, изысканными ароматами практических нюансов. И наступил день, когда последний столбец рукописи был окончательно переведен. В последней главе, в частности, утверждалось: "Это врожденная жизненность во врожденном состоянии является положительным духом, созданным пятью типами глаз и шестью сверхнормальными способностями, который может быть видимым другим, может говорить, может брать предметы. Ему присущи черты собственного тела практикующего.