Глава 1

   "ПРИЗРАЧНОСТЬ"

   Фотохудожник Ирина Кулябина

   Ваша вера воздастся вам сполна, как единая вера в Христа

   Весть осуществляет свой разбег по кривой успеха. Не свершилось, но свершится. Не сбылось, но сбудется. Славься храм, засыпанный, но спящий. Ваша вера воздастся вам сполна, как единая вера в Христа.

   Не преумножив сделанное, да не порви нить, коей соединяются твои слова "песня" и "странствие". В песне восславит странствующий свое время. Время ухода. И восстают за ним птицы удивления. Удивление радости и чуду Возрождения.

   06.20-15.04.98. г. Набережные Челны

   Закон звездной Валькирии

   Несовершенство человеческой любви проявлено только в условиях непроявленного Армагеддона души

   Закон представляет исключительное право ношения человеком "святой" пустоты в душе. Такая пустота обладает собственной проявленностью любви.

   Человек может не выходить за пределы собственного дома - галактики - за приобретением носителя любви на свободных связях.

   Валькирия является набирателем Знания, но она его не отдает, а рожает собственное Универсуумное Знание. Человек является родовым щитом рождения знаний в теле Валькирии. Как такового понятия "получения знаний" нет. Знание не получается, а происходит, начиная свой путь в начале исхода.

   И когда идущий "бросает" свой взгляд вокруг своей пустой души, он обучает те миры, которые смотрят на него, т.е. открыты излучением, несущим свет живородящей пустоты.

   P.S. Валькирия приходит на помощь и может явиться в проявленном виде, когда пустота в человеке закукливается, переходя на замкнутый тип развития.

   16.00-20.04.98. г. Верх-Нейвинск

   Так вот с жизнью я прощаюсь

   (во время демонстрационки)

   Снова дождь. В моей постели

   Спит другой - незримый кто-то.

   Может, просто не успел я

   Возвернуться в тело к сроку.

   Я мотаюсь по созвездьям,

   Стыну льдом метеоритным.

   Позабыто - кто я? Где я?

   Чья-то совесть сверлит спину.

   Я убогий и бездомный,

   И прикрыт крылом из неба.

   Своего лица не помню,

   Забываю запах хлеба.

   Возвращаюсь в изголовье,

   Где я сплю, не возвращаясь,

   Становясь красивым, новым.

   Так вот с жизнью я прощаюсь.

   14.30-21.04.98. г. Верх-Нейвинск

   Красота

   Аватара защищен правами испытания анонима БЕЗ имени. Вдавливание мошны знаний делает меня успевающим.

   Разгерметизация абсолюта одевает незащищенную тень от палящего солнца. Песни коллайдерно истаивают до мечты. Красота. Кругом все так красиво, что тошно.

   22.04.98. г. Верх-Нейвинск

   Возвращение миссии мечты

   (заключение по мери-тайму)

   Категория Вечности образованно предваряет универсуум ума. Характерность мусорного файла окрыляет пустоту истины.

   Ре-миссия. Возвращение миссии мечты.

   23.04.98. г. Верх-Нейвинск

   "Возвращение Армагеддона"

   Роман

   Жара не щадила никого. Выжженная палящим бездонным небом земля не давала жизни. А в глубине ее натужно гудел запасенный импульс жизни, сохраняемый для нового начала.

   Треск рассыхающейся почвы уже не мог разбудить немногих, населяющих эту убогую планету. Они спали. Спали глубоким сном. Сном без пробуждения. Они спрятались, ушли в глубь своего существования для того, чтобы сохранить оставшийся потенциал. Затаились, чтобы не пропустить то единственное мгновение, когда можно начать возрождение.

   Однажды случился дождь. Он шел и шел. Он очищающей силой любви обволакивал землю и впивался со всей силой своей нежности в ее плоть. Он поглощал ее тепло и, набухая, увеличиваясь, становился огромной всесодержащей сутью жизни.

   Такое соединение жизни и смерти становилось обязательным, необходимым для мира, который они создавали. Земля и дождь. Да, и смерть существовала здесь: ведь каждый раз, когда капли дождя срывались с неба, щедро отдающего свою жизнь, всю, до последней капли и постоянно рождающего новую жизнь, чтобы вновь ее отдать - случалась смерть. Умирало небо, чтобы родиться новым и чистым, выплаканным. Умирал дождь, отдавал себя земле. Такая взаимообратность была целесообразна, ибо с нее начиналось Все. Не было ничего до неба, до земли, до дождя. А пошел дождь - и все появилось.

   Она не умела ждать. Она не могла забывать. Она закрывала глаза, и все равно все видела. Ее незащищенность была необычной и притягательной. Я любил ее, даже когда она не любила меня. А она не любила меня всегда. Также, как не любила ничего. Наверное, не умела. И от этого у нее всегда был немного растерянный вид и ищущий взгляд. Она, вероятно, чувствовала, что что-то в ней не так. Но что - это ей никогда не удавалось понять. И я любил ее. Я обманывал ее, когда, раскрывая ей карты мира, в котором мы жили, показывал на ядро и говорил: "Это яблоко. Его нужно есть". Она ела яблоко, впивалась в светящуюся мякоть крепкими зубами, и сок вытекал из него. Но и из глаз ее текли слезы. Она смахивала их удивленно и не понимала, отчего ей так щемяще больно где-то в груди.

   Да. Я любил ее. Я принимал ее всю, целиком. И она принимала меня, но не замечала этого, как не замечала ничего вокруг: ни хорошего, ни плохого; ни светлого, ни черного. Она еще только начинала познавать то, что ей суждено было узнать. А, может быть, и не нужно было посвящать ее в тайны этого мира?

   Может быть, надо было ей остаться БЕЗ Знания.

   Но. Я любил ее. И я не мог, не имел права не сделать так, чтобы она узнала Все. Все, что знаю я, и даже то, что я никогда знать не буду. Я знал, что, никогда не обладая ею, я навсегда теряю ее. Теряю то, что никогда не было моим.

   Эти зелено-золотистые глаза, наполненные какой-то необычайной глубиной, мерцающей исчезающими и появляющимися бликами, которые были каждый, как взгляд другого мира, другого измерения. И эти миры толпились у окна в новую реальность, перешептывались, сменяя друг друга. А их голоса мелодичным эхом перекатывались и излучали за пределами мерцающего затемненного золота. Это удивительное излучение бездны, обволакивающей мягко и непугающе, усиливала насыщенными влагой радуги устремленных навстречу тому, кто имел счастье созерцать это чудо и быть в его плену. Конечно, я не имел ни малейшего шанса, даже, положив всю свою жизнь, заслужить хоть миллионную долю мгновения этого наслаждения. И все-таки, я не знаю по чьему велению, я был рядом с ней.

   Я любил её. И, слушая молчание, исполненное благословенной трепетности и насыщенное чудесной музыкой, превосходящей по утонченности гармонии, звуковому многообразию самую совершенную музыку - музыку небесных сфер - я восторгался и замирал от мысли, что Все Это Я сам прекращу…

   Я остановлю движение жизни в этих глазах.

   Я чудовищно и грубо прерву тишину звучания её Совершенства.

   Я навсегда изгоню солнечные блики из волшебной атмосферы её светящихся неземным светом волос.

   Я сломаю мягкую линию губ, никогда не ждущих поцелуя.

   Я открою ей глаза, и взгляд остановится.

   Станет обычным твердым и спокойным взглядом Человека. Человека, знающего предопределенность всего, что с ним происходит. Человека, живущего размеренно и однообразно. Губы затвердеют, и в их уголках появятся горькие складки. Да, она останется красивой, безумно красивой женщиной.

   Но… Она перестанет быть Совершенством. И это сделаю я. Я не могу не делать этого. Я слишком люблю её. Как я сделаю это?

   Я просто перестану её любить.

   И тогда она поймет, что было в ней все время, и что ушло безвозвратно. Я стану облаком и покину её душу. Зачем? Просто я не могу не быть любимым ею. Я умираю в этом случае. Ведь я и есть её душа, я дух свободы, естества и невинности.

   Я вошел в неё, когда она еще не увидела свет и понял, не смогу не быть в ней. А когда она родилась, я оставил свою свободу, подарив ей. А она взяла все так естественно, обретя в ней такую невинность, что я исчез, перестал существовать, пока моя привязанность к ней не стала для меня убийственной.

   И вот я ухожу.

   А она остается.

   Я больше не люблю её.

   23.04.98. г. Верх-Нейвинск