И спросил Иисус: "Вы еще не можете распознавать? Вы еще не осознали, что оскверняет человека, не то, что входит в его уста? Его пища не попадает в душу; она суть материал для плоти, костей и мышц. Для духа все чисто. То, что оскверняет человека, исходит из плотских мыслей, а плотские мысли изливаются из сердца и создают много дурного. Из сердца исходят убийства, злодеяния и глупость. Все корыстные поступки исходят из сердца. От еды немытыми руками не оскверняется человек".

   И Петр сказал: "Господь, то, что ты говорил сегодня, сильно оскорбило книжников и фарисеев".

   И сказал Иисус: "Эти книжники и фарисеи не есть побеги дерева жизни; это не Божие растения; это растения человеческие, а каждое чужеродное растение будет вырвано. Оставьте этих людей; они - слепые поводыри; они ведут тех, которые слепы. Поводыри и ведомые идут вместе; вместе они упадут в зияющие пропасти" [ЛВ. 17.126.1-31].

   Я не могу не поделиться впечатлениями о своем пребывании в Израиле. Бесконечные споры о кошерной и не кошерной пище. Спрашиваю датишников, с которыми хоть беседовать и дискуссировать можно: "Почему Корова кошерная, а свинья - нет". Отвечают: "Корова - парнокопытная". "Но и свинья парнокопытная". "Но корова жвачная, а свинья -нет". Ну, конечно, можно найти отличие свиньи от коровы, но абсурдность израильских установок, якобы соответствующих закону, продолжение все того же конфликта между Иисусом и книжниками.

   После того как Израиль отринул Иисуса, Иисус сам отринул Израиль.

   "После первого Умножения хлебов, - "отправившись оттуда - (из Капернаума) - пришел в пределы Тирские и Сидонские" (Map. 7,24).

   Значит, от Израиля уходит к язычникам, от своих - к чужим. "Вышедши из пределов Тирских через Сидон, пошел опять к морю (озеру) Галилейскому, через пределы Десятиградия (Map. 7, 31), - на восточном берегу озера, в земле язычников; снова, значит, приближается к Израилю, от чужих к своим; но не надолго. После требования знамения с неба фарисеями, - "оставив их, опять вошел в лодку и отправился на ту сторону" (озера) (Map. 8, 13), - в Вифсаиду Юлию. После исцеления слепого в Вифсаиде, - "пошел... в селение Кесарии Филипповой (Map. 8,27). Значит опять от Израиля уходит к язычникам.

   После исповедания Петра и Преображения, - "вышедшие оттуда" (из Кесарии), проходили через Галилею (Map. 9, 30).

   Значит опять от язычников - к Израилю. И наконец - последний путь в Иерусалим (Map. 10, 1).

   Сам остерегает учеников Своих, посылая их на проповедь: "В путь к язычникам не ходите" (Мат. 10, 3). И Сам же к ним идет. Но и покинув, отвергнув Израиль, как будто навсегда, вдруг вспоминает: "Послан только к погибшим овцам дома Израилева... Не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам" (Мат. 10, 25-26). Вот человек Иисус, в человеческой немощи своей, в сомнении, в борении с самим Собою.

   "Мечется, прячется, как насмерть раненый зверь", - могли бы сказать о Нем враги Его; мог бы сказать Иуда, враг, тоже спутник Его неразлучный.

   "Норы имеют шакалы, и птица небесные - гнезда, а Сын человеческий не имеет, где приложить голову" (Лук. 9, 57).

   То бежит от Израиля к язычникам, то возвращается к нему, как будто подходит к порогу его, с надеждой заглядывает в него, и тотчас опять отходит с безнадежностью; хочет и не может покинуть его навсегда - "слишком любил - перелюбил Израиля".

   "Сколько раз я хотел собрать детей твоих... и вы не захотели!" (Лук. 13, 34). Медленно великое светило Конца, солнце царства Божия, отходит от земли, медленно понимает Иисус, что время еще не исполнилось, брачный пир не готов; Агнец еще не заклан. С медленно в сердце проникающей горечью видит он, как поворачиваются люди спиной к царству Божию:

   "... звать послал ... на брачный пир ... и не хотели прийти ... но пренебрегши то, пошли кто на поле свое, а кто на торговлю свою" (Мат. 22. 3-5).

   Косность и тупость людей бесконечную так испытал на Себе Иисус, как никто.

   "Мертвым мертвецов своих погребать предоставь" (Мат. 8, 22), - вот страшное слово Живого в царстве мертвых. Понял Он, что все человечество - поле мертвых костей.

   "Сын человеческий придет, найдет ли веру на земле?".

   Весь труд Его жизни не даром ли?

   Мир пришел спасти, и не спас?

   Вот рана в сердце Его, источающая кровь.

   Все это, может быть, уже предвидел Иисус на Хораинских высотах: может быть, тогда уже плакал о том, кого проклинал, - и только о "злом роде сем", Израиле, как о всем роде человеческом: "Сколько раз Я хотел... и вы не захотели (Лук. 13, 34). И окинув последним взором Землю Святую - Проклятую, пошел.

   Днем и ночью, в зной и стужу, в дождь и ведро, идут-идут двенадцать нищих бродяг, а впереди Тринадцатый. Куда идут, сами не знают, знает Он один - на Крест" [40].

   Да, Иисус метался со своими учениками и нигде не находил понимания. Если уж и ученики его постоянно переспрашивают, ужасаются, сомневаются, что же говорить о других. Бесконечно ученики задаются вопросом: "Если ты мессия, так и скажи?" и постоянный ответ Иисуса: "Вы по словам и делам моим узнайте Меня".

   "Кто ты?" - на этот вопрос отвечает Иисус всегда и не может ответить иначе, как только одним словом, "Я" - "Я есмь".

   Два у него человеческих имени "Иисус" и "Христос"; Божеское имя только одно - "Я". Каждый человек говорит: "Я", но никто никогда не говорил и не скажет этого так, как Он. Все наши "я" человеческие, - временны, частны, дробны, мнимы; только Его - цельно, едино, истинно, вечно, - "Я" всего человечества. Тот еще не исповедовал Его, кто сказал о Нем: "Христос", а только тот, кто сказал Ему самому: "Ты - Христос" - "Это Я" говорит Иисус, и Петр отвечает: "Это воистину Ты" - "Я есть", - говорит Иисус, и Петр отвечает: "Ты еси". Это произошло в Кесарии Филипповой.

   Что произошло после исповедания Петра? В ответе на этот вопрос между Марком, с одной стороны, и Лукой и Матфеем с другой, - противоречие как будто неразрешимое.

   "Иисус сказал ему в ответ: "Блажен ты, Симон, сын Ионин, ибо не плоть и кровь открыли тебе это, а Отец Мой, сущий на небесах. И я говорю тебе: Ты - Петр ("камень" - по-арамейски) и на сем камне Я созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее.

   И дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах" (Мат. 16, 15-19). Против исторической подлинности этих слов говорит многое. Прежде всего, их отсутствие в свидетельстве не только Луки, но и Марка-Петра. Если слова эти помнят, другие - те, от кого узнал их Матфей, могли забыть их именно тот, кому они сказаны? А если помнит, то почему скрывает, молчит? Все из-за того же "смирения", заставившего его, будто бы, скрыть и хождение по водам? Это также невероятно, как если бы Петр умолчал из смирения о том, что удостоился первым увидеть воскресшего Господа. Да и нечем было слишком "гордится" Петру в Кесарии Филипповой: противовес гордыне дан ему тотчас, так же низко пал, как высоко вознесся. Тотчас же за тем словом Господним: "Блажен ты, Симон Ионин", - услышит другое: "Отойди от Меня, сатана!" Подлинным для него смирением было бы не умолчание, а признание того, с какой высоты он пал.

   Это во-первых, а во-вторых, более чем вероятно, что говорить о "Церкви", в смысле позднейшего греческого слова ekklesia, Иисус не мог уже потому, что не только этого слово, но и самого понятия не было тогда в Израиле. Он мог произнести, на языке арамейском, только слово kahal, что значит "собрание", "община" иудеев, - по крови и по закону "обрезанных". Кроме них никто не входит в kahal; в будущую же Церковь, Экклезию, "войдут и язычники, "необрезанные" - "псы". Между Кагалом и Церковью, - такая же разница, как между Иудейским Мессией и христианским Христом.

   В третьих, наконец, слова "Церковь" нет нигде в Евангелии, кроме двух Матфеевых свидетельств, - этого, Кесарийского и другого, где Иисус уже на пути в Иерусалим, повторяет слово освязующей и разрешающей власти Церкви, говоря уже не только Петру: "Свяжешь - разрешишь, но и всем верующим "разрешите - свяжете": ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мат. 18, 18-20).

   В том, Кесарийском, слове "камень", положенный в основание Церкви - Петр, а в этом - сам Христос; в том Петр один над всеми, а в этом Христос - один во всех, путь от Церкви ко Христу в том, а в этом - от Христа к Церкви. Между этими двумя словами - такое противоречие, что если одно было, то другое не могло быть сказано. Вернее же всего, по нашим трем доводам, что ни одно не было сказано, потому что Иисус о Церкви говорить совсем не мог, и что слово это вложено в уста Его самой Церковью, уже возникавшей в лице первохристианской общины. Будущее здесь перенесено в прошлое, внутренний опыт, религиозный, - во внешний, исторический, мистерия - в историю. "Ты - Петр "Камень", - говорит не Иисус, а сама Церковь - о своем Верховном Апостоле. В слове этом как бы уже слышится римских и византийских колоколов далекий благовест" [40].

   Я уже давно предполагал, что Иисус не учреждал Церкви, как некоего социального института. По моему разумению, религиозность - это ощущение внутреннее, интимное чего-то Вышнего над нами. Царство Божие внутри нас "тоже говорит о том, что нет посредников между человеком и Богом". Если человек духовен, то он теистичен, то есть религиозен. Религиозные, церковные же люди очень редко бывают по-настоящему духовны. Но вернемся к Мережковскому.

   "Знает (Иисус), что будет Церковь, и "врата адовы не одолеют ее", но если в этом здании - торжество, то лишь Надгробное, - над царством Божим. Будет Церковь, значит, Царства не будет сейчас; могло быть, но вот отсрочено; мимо человечества прошло, как чаша мимо уст. Думает Иисус о Церкви, но не говорит о ней, как любящий думает, но не говорит о смерти любимого. Знает, что Церковь, вместо Царства, - путь в чужую сторону, вместо отчего дома; пост вместо пира, плач вместо песни; разлука вместо свидания; время вместо вечности. Церковь - Его и наше на земле сокровище, но Церковь вместо Царства Божия - пепел вместо огня. Знает Иисус, что "мерзость запустения станет на месте святом".

   "Будет великая скорбь, какой не было от начала мира... И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть (Мат. 24, 15-22). Вот что значит Церковь вместо Царства Божия: вот о чем душа Его скорбит до смерти".

   Более 200 дней Иисус и Двенадцать проводят в молитвах и учении, укрывшись в уединенном месте в горах. Именно там Иисус открывает ученикам неизбежность крестного исхода.

   "Двести дней - двести ночей, как бы уже Гефсиманских, учит Иисус учеников своих, все там же в Кесарии Филипповой. "Но они ничего из этого не поняли: слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного". То ужасаются, то надеются, что крест как-нибудь мимо пройдет; то "спят в печали". Самые, может быть, страшные для них, потому что самые точные и все решающие слова: "В Иерусалим!". Тотчас по исповеданию Петра, - "...начал Иисус открывать ученикам Своим, что должно Ему идти в Иерусалим" (Мат. 16, 21).

   "... Потому, что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима (Лук. 13,33). Когда же наступили дни взятия Его (от мира). Он устремил лицо Свое, на путь в Иерусалим (Лук. 9, 51).

   "Вышедши оттуда, проходили они через Галилею (Map. 9.30). Если он "устремил лицо свое" на путь в Иерусалим, то возвращался, вероятно, тем же кратчайшим, двухдневным путем, каким шел туда, - через Хоразинские высоты, откуда снова мог видеть расстилавшееся у ног Его, Геннисаретское озеро, все место Блаженной Вести, от ее начала до конца, от горы Блаженств над Капернаумом, до горы Хлебов над Вифсаидой".

   "И чей-то тихий зов был во всем, сердце надрывающая жалоба: "Брачный пир готов, и никто не пришел".

   "Вспомнили, может быть, учение, снова увидев с Хоразинских высот гору Хлебов, как год тому назад хотел народ сделать Иисуса "царем Израиля", Мессией, и вспомнив, подумали: "Царство Божие не наступило тогда, не наступит ли теперь? "И начали спорить, кто из них больше" (Лук. 9.46); кому какое место достанется в Царстве; кто "сядет по правую и по левую сторону" Царя (Map. 10, 37).

   "И пришел (Иисус) в Капернаум. И когда были в доме", - вероятно, Симона Петра, там же, где в первые дни служения, - "спросил их, о чем вы дорогою спорили? Они же молчали...".

   Вспомнив, должно быть, забытый Крест, и устыдились.

   "И севши, подозвал Двенадцать, и сказал им: "Кто хочет быть первым, будь последним из всех и слугою всем". И, взяв дитя, поставил его посреди них и, обняв его, сказал им: "Истинно говорю вам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное". (Map. 9, 33-37, Мат. 18, 3) [40].

   (Я не могу не выразить своего чувства от этих слов Христа. Я все время говорю родителям "Будьте как дети, ибо дети Боголюди").

   "К детям ближе Он, чем к взрослым. Взрослые Ему удивляются, ужасаются, а дети радуются, как будто глядя в глаза Его, все еще узнают - вспоминают то, что взрослые уже забыли, - тихое райское небо, тихое райское солнце.

   Вечная юность мира, детство - бывший рай, будущее Царство Божие.

   "...Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных, и открыл то младенцам" (Мат. 11,25) [40].

   До последнего входа Иисуса в Иерусалим, я хочу еще раз обратиться к Евангелию Эпохи Водолея, и откровению через Леви, чтобы познакомить вас с еще одним днем служения Господня.

   "Господь с Петром, Иаковом и Иоанном были в Иерусалиме, была суббота. И когда они шли по дороге, то увидели слепого от рождения. И Петр сказал: "Господи, если все болезни и увечья вызваны грехами, кто грешник в этом случае - родители или сам человек?".

   И сказал Иисус: "Все несчастья - частичная выплата прежних долгов. Есть непреложный закон воздаяния, который отражен в этом истинном правиле жизни: То, что человек сделал другому человеку, кто-нибудь сделает ему. В этом смысл иудейского закона, гласящего: "Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь".

   Тот, кто повредит кому-либо в мыслях, словах или делах, осуждается, как должник по закону, и кто-нибудь так же повредит ему в мыслях, словах или делах. И для того, кто пролил кровь человека, придет время, когда его кровь будет пролита кем-то. Несчастья - это тюрьма, в которой человек должен оставаться, покуда он не уплатит свои долги, если хозяин не отпустит его, чтобы дать ему лучшую возможность выплатить долги. Несчастья есть некоторый знак того, что человек должник.

   Вот человек! Когда-то в прошлой жизни он был жесток и повредил глаза одному юноше. Родители этого человека когда-то отвернулись от слепого и беспомощного и выгнали его за дверь.

   Тогда Петр спросил: "Уплачиваем ли мы долги других людей, когда исцеляем их Словом, изгоняем нечистых духов и спасаем от какого-то несчастья?".

   И сказал Иисус: "Мы не можем уплатить долги другого, но с помощью Слова мы можем избавить человека от несчастий и уныния и освободить его, чтобы он мог уплатить свои долги, отдав свою жизнь в добровольную жертву за людей и других существ. Да, мы можем освободить этого человека, чтобы он мог послужить людям и уплатить свои долги".

   Затем Иисус подозвал того человека и сказал: "Хочешь освободиться? Хочешь получить зрение?". Человек ответил: "Я бы все отдал за то, чтобы видеть". Иисус сделал мазь из глины со смолой и помазал ею глаза слепого. Он молвил Слово, а потом сказал: "Иди к Силоаму и омойся, и когда будешь омываться, скажи "Иахевахе". Сделай это семь раз и ты будешь видеть. Человека этого привели к Силоаму. Он омыл глаза свои и произнес слово, и тотчас же его глаза открылись, и он прозрел" [ЛВ. 17.138.1-22]. Я не хочу дальше продолжать. В этом отрывке важно не само чудо, а рассуждения о "законе воздания". С моей точки зрения это и есть закон кармического долга.

   Мне не хочется пересказывать Тайную Вечерю. У меня нет основания сомневаться в подлинности свидетельств данных Евангелистами. Я постараюсь лишь осветить некоторые нюансы тех событий.

   Прежде всего, хотелось бы высветить главную, "темную лошадку" в заговоре против Иисуса. У нас, знающих Евангелие, что говорится на слуху, имя первосвященника Каиафы. Но было все иначе.

   "Кто Господа предал - Иуда? Нет, первосвященник Анна. Кто распял Господа - Пилат? Нет, первосвященник Анна. Иуда повесится; руки на себя наложит Пилат, хотя и по другому поводу, а первосвященник Анна мирно отойдет к отцам своим, насыщенный днями, "один из счастливейших людей" на земле, по свидетельству Иосифа Флавия, и не усомнится, вероятно, до конца, что спас Израиль, а может быть и все человечество от великого Обманщика. И посмертную память сына своего возлюбленного дьявол сохранит чудесно: в голову никому не придет за две тысячи лет христианства, что настоящий убийца Христа, первосвященник Анна.

   "Анна и Каиафа, - говорили в те дни о двух первосвященниках, хотя Анна (по-еврейски Ганан) давно уже не был первосвященником; так называли его и даже всегда впереди Каифы, в Синедрионе властью обладал он один; зять же его Каиафа, действительный первосвященник, был только слепым и послушным орудием Ганана.

   Мудрый политик, потому что скептик и циник совершенный, как и все вообще саддукеи не веровавший "ни в духа, ни в Ангела", а может быть, ни в Бога, ни в дьявола, - веровавший только в закон Моисеев и Кесарев, пуще же всего - в золотой римский динарий, - на все остальное смотрел Ганан с вечной усмешкой мертвого черепа, как царь Соломон -Екклесиаст: "Кружится, кружится ветер на ходу своем и возвращается на круги свои. Все что было, то и будет; все суета и томление духа... Вышло из праха и в прах отойдет" (Ек. 2, 11; 3, 20) [40]. Господи, как история многократно повторяется уже в наше время. Так за спиной дьявольского первосвященника нашего века В. И. Ленина, так возвеличенного в современной истории, стояла "тихая лошадка", международный авантюрист Парвус, вступивший в тайный сговор с германским генштабом и позволивший большевикам совершить Октябрьский переворот, который после 30-го года был назван Великой Октябрьской революцией. Я прошу прощения за это отвлечение от темы, но уж очень сильны ассоциации.

   После Тайной Вечери произошло еще одно событие, проливающее свет на роль Понтия Пилата в страстях Господних. "Когда Иисус с одиннадцатью (Иуда уже ушел) вышли, подошел римский стражник и сказал: "Мир вам! Нет ли среди вас человека из Галилеи?". А Петр сказал: "Мы все из Галилеи, кого ты ищешь?". И стражник ответил: "Я ищу Иисуса, которого называют Христом". И сказал Иисус: "Это Я". Стражник заговорил и сказал: "Я пришел не по служебному долгу. Я принес весть от правителя. Весь Иерусалим взволнован мстительными иудеями, которые клянутся, что лишат тебя жизни, и Пилат хочет говорить с тобой, и тебе нужно прийти к нему без промедления". И сказал Иисус Петру и остальным: "Идите в долину и у Кедрона ждите меня, а я пойду один и повидаю правителя".

   И Иисус пошел со стражником, и когда подошел ко дворцу, Пилат встретил его у ворот и сказал: "Молодой человек, у меня есть слово к тебе, которое послужит тебе добром. Я наблюдал за твоими делами и словами три года и больше. И я часто вставал на твою защиту, когда твои соотечественники были готовы побить тебя камнями, как преступника. Но сейчас священники, книжники и фарисеи возбудили простой народ до состояния бешеного неистовства и жестокости, и они намереваются лишить тебя жизни за то, что, как они говорят, ты клялся снести их храм, изменить законы Моисея, свергнуть фарисеев и священников и самому занять престол. И они утверждают, что ты в союзе с Римом. Сейчас все улицы Иерусалима заполнены ордой обезумевших людей, которые жаждут пролить твою кровь.

   Для тебя нет иного спасения, как побег; не дожидайся рассвета, ты знаешь дорогу к границе этой проклятой страны. У меня есть небольшой отряд конных стражников, хорошо вооруженных, и они увезут тебя от опасности. Ты не должен оставаться здесь, молодой человек, но должен подниматься и идти".

   И сказал Иисус: "Благородного князя имеет кесарь в Понтии Пилате, и по рассуждению мирского человека в твоих словах - соль мудрости человеческой. Но по рассуждению Христа твои слова неразумны. Трус бежит, когда приходит опасность. Но тот, кто пришел отыскать и спасти потерянных, должен отдать свою жизнь в добровольную жертву за тех, кого он пришел найти и спасти.